Всеобщая история религий мира
Шрифт:
Монашество стало основной силой церкви. Однако оно тяжелым грузом ложилось на экономическую жизнь государства: десятки тысяч людей были потеряны для армии, огромное монастырское имущество ускользало от обложения налогами, значительная часть населения оказывалась вне государственного контроля. Довольно рано в византийском законодательстве мы видим попытки как-то упорядочить это стихийное явление, ввести его в общегосударственное русло.
Борьба с еретиками
Победа монашества в борьбе с иконоборческой ересью означала крах попытки
С окончанием иконоборческой смуты завершается эпоха Вселенских соборов, время творческого напряжения церковной мысли. В истории Византии наступил момент, когда и государство, и церковь учли опыт прошлого. С молчаливого обоюдного согласия поставлена была некая психологическая точка, подведен итог. И всякое новое касание богословских тем, всякую постановку новых вопросов нужно теперь уже свести к этому прошлому. Святоотеческое предание, подтвержденность, хотя бы внешняя, авторитетом Отцов Церкви – в виде ссылок и цитат, иногда даже вырванных из общего контекста, становится как бы гарантией благонадежности. А потому даже на новые вопросы отвечать нужно было из того же арсенала.
Официальное богословие
Эта потребность легла в основу той линии византийского богословия, которую можно назвать «официальным», или «школьным». Уже по самому своему назначению оно должно доказывать, что все разрешено и заключено в прошлом и что ссылка на это прошлое одна дает гарантию православия. Ни в коем случае нельзя преуменьшать значения или заслуг этого «официального» богословия: оно свидетельствует о несомненно высоком уровне византийской церковной культуры, о никогда не угасавших духовных и умственных интересах, о постоянной заботе о просвещении, школах, книгах, делающих средневековую Византию культурным центром мира, которому мы обязаны передачей нам античной и древнехристианской традиции. Начало этой «официальной» линии византийского богословия можно отнести к культурному возрождению, которое происходит во второй половине X в. и связано с Мангаврским университетом в Константинополе. Из кружка ученых и богословов, собранного кесарем Вардой, вышел «отец византийского богословия» патриарх Фотий. В нем настоящий богословский талант сочетается с академизмом, который типичен для его последователей. Его знание было универсальным, он воспитал целую плеяду ученых и богословов, из его окружения вышел св. Константин Философ, брат Мефодия – просветителя славянства, но его «Амфилохии» уже представляют собой типичный пример богословия, сплошь основанного на свидетельствах и цитатах.
В церковном отношении важнее всего, конечно, та литургическая работа, которой отмечены эти века. Вне сомнения, литургическое творчество является вершиной византийского православия, указывая на глубокое понимание предшествующей эпохи. Но по существу оно все же только воплощает в себе опыт прошлого, закрепляет его в богослужебную «систему». Аналогичное стремление к систематизации предания мы видим в творчестве Симеона Метафраста, кодификатора житий святых, или Икумения. Здесь все традиционно, красиво и умно, но ничего не прибавляет к уже сказанному древними авторами. Еще типичнее
С этого времени мы все чаще встречаем такого рода «паноплии» – богословские сборники ответов и аргументов на все случаи. И этим духом официальное богословие отмечено до самого конца империи. Оно имеет периоды расцвета: время Никейского Царства (XIII в.) или Палеологов (XIV и XV вв.). Принято даже говорить о «возрождении Палеологов», которое повлияло и на западное Возрождение.
Храм Св. Софии. Внутреннее убранство
Афанасий Афонский
Но характерно, что в этом расцвете культуры слабее всего христианские мотивы. В самой Византии, в последние века ее существования, мы видим неожиданный возврат к чистому эллинизму, к философским вопросам. Опять – но уже в новой форме – возродилось прежнее раздвоение между христианством и эллинизмом. Раньше это был конфликт, из которого христианская мысль вышла победительницей путем творческого усилия. Теперь не могло быть даже конфликта, поскольку христианство не отвергалось и не критиковалось.
Византийское философское «возрождение» развивается рядом с христианством, параллельно ему, как совсем автономная сфера. Михаил Пселл – один из «зачинателей» византийского периода философии в конце XI в. Его облик чрезвычайно характерен для нового «гуманистического» духа, появляющегося в Византии. О природе Бога он учит по Орфею, Зороастру, Аммону, Пармениду, Эмпедоклу, Платону. Кажется, что разрыв с богословием проведен до конца. Но это не мешает ему писать богословские трактаты в самом благонадежном и классическом духе.
Ватикан
Но все, о чем говорилось до сих пор, относится к «верхнему» слою византийской церкви, к тому ее пласту, который был крепко связан церковно-политической идеологией, окончательно утвердившейся в Византии после «Торжества Православия». В X в. возникает богословие св. Симеона Нового Богослова (949-1022 гг.), жизнь которого описал его ученик Никита Стифат. От него дошли до нас гимны, письма, аскетические и богословские трактаты. Это специфически-монашеское богословие, посвященное целиком описанию озарений, мистических созерцаний, того «причащения Божественного Света», которое от начала составляет цель монашеской аскезы.
С того же X в. главным центром византийского монашества, центром «умозрительного» течения в православном богословии становится «Святая Гора» – Афон. Таковым он остается до наших дней. Заселение Афона отшельниками начинается очень рано, возможно с IV в. Тут тоже история монашества прошла через все фазы своего развития: отшельничество, затем «лавры», соединяющие одинокую аскезу с некоторым общением, и, наконец, монастыри со строго регулированной уставом жизнью. Основателем такого уставного монашества на Афоне считается преп. Афанасий Афонский, при котором возникает знаменитая лавра, названная его именем (960 г.). В XII в., при императоре Алексее Комнине, Афон уже окончательно «санкционируется» как общепризнанный центр византийского монашества.