Встречайся со мной, Брайсон Келлер
Шрифт:
– По семейным обстоятельствам. – Лицо Брайсона мрачнеет, отчего мой гнев практически сходит на нет, но затем его телефон вибрирует от входящего сообщения. – Всем интересно, с кем я встречаюсь на этой неделе. – Он улыбается, демонстрируя идеально белые зубы.
– И с кем? – спрашиваю я. Богом клянусь, если это Луиза Китон, я за себя не отвечаю.
– Пока ни с кем. Сейчас десять минут десятого, и я свободен, – говорит он. – Такого не было уже сто лет. Скучаю по тем дням.
Все произошедшее сегодня вдруг выводит меня из себя, как и беспечное отношение
– А вот и нет, – говорю я.
Брайсон снова поворачивается ко мне.
– Что? – спрашивает он озадаченно. – Что ты имеешь в виду?
– Ты несвободен. – Я делаю это: произношу слова, которые никогда бы не подумал, что смогу сказать: – Я приглашаю тебя на свидание. Я первый, так что на этой неделе ты встречаешься со мной.
В ту же секунду звенит звонок, но мы с Брайсоном сидим на своих местах. Мы пристально смотрим друг на друга. С каждым ударом сердца мои уверенность и гнев увядают. Вскоре я остаюсь один на один с последствиями того, что сказал, сделал, и тем, что все это значило.
Брайсон разражается смехом. Очень громким смехом. Он явно думает, что это шутка. И я знаю, что безопаснее было бы тоже просто посмеяться. Я выпускник, это мой последний год старшей школы. Все эти четыре ужасных года я хранил секрет о том, что я гей, но в итоге так просто распахнул дверь своего чулана. Слушая смех Брайсона, я понимаю, что не хочу, чтобы он думал, будто это шутка. То, что я гей, не повод смеяться. Он должен знать, что я серьезен.
Так что я наклоняюсь ближе, наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга. Его смех стихает.
– Что ты делаешь? – Он отклоняется, увеличивая расстояние между нами, но я не позволю этому остановить меня. Мое лицо, как и все внутри, горит.
Я снова придвигаюсь ближе к Брайсону.
– Я не шучу, – говорю я. – Встречайся со мной, Брайсон Келлер!
Что я только что наделал?
Я задаю себе этот вопрос снова и снова. Страх нарастает, пока я направляюсь на занятие по английскому. Нельзя опаздывать и на второй урок, даже если это значит, что мне вновь придется столкнуться с Брайсоном лицом к лицу, – поэтому я бегу. Обычно это была бы последняя встреча с Брайсоном за день, но только не сегодня. Впереди у нас совместное наказание вместо ланча.
О боже.
Зачем я это сделал? Очередной вопрос пульсирует в голове в такт безумно колотящемуся сердцу. Что на этой прекрасной земле Господа заставило меня открыться самому популярному парню в академии Фэйрвейл? Мне всегда не нравилась идея рассказывать людям о своей ориентации. Вероятно, потому, что в тот единственный раз, когда я это сделал, мой лучший друг перестал со мной общаться. Прекратились ночевки друг у друга дома и совместные походы в бассейн. Словно я перестал существовать. В конце концов мы пошли в разные старшие школы, но шрамы, полученные тринадцатилетним мной, ноют до сих
Так что, за исключением пары ребят, с которыми я общался онлайн, я не признавался больше ни единой живой душе. Быть тайным подростком-геем – это так одиноко.
О господи, зачем я это сделал?
Я не слишком религиозен. Не то чтобы я не верю в высшие силы и все такое. Мне даже нравится мысль, что кто-то постоянно наблюдает за мной, по крайней мере пока я не занимаюсь делами, от которых Иисус бы покраснел. Но прямо в эту секунду я бы не отказался от какого-нибудь чуда.
Хоть какого-то чуда, правда.
Впервые я признался кому-то в академии Фэйрвейл в том, что я гей. Меня тошнит. Я не могу ни на чем сосредоточиться, особенно когда заканчивается пятиминутная перемена. Я бегу из корпуса А в корпус Б.
Академия Фэйрвейл разделена на два главных строения, в каждом из которых по три этажа. Наши классы, все, кроме спортзала, делятся между ними. Все мои уроки, за исключением актерского мастерства, проходят в корпусе Б.
Я перепрыгиваю через две ступеньки зараз и оказываюсь в огромном дворе, разделяющем два корпуса. Я не единственный студент, кто пытается обогнать секундную стрелку. К счастью, я успеваю рухнуть на свой стул как раз в тот момент, когда звенит звонок на второй урок.
В классе двадцать учеников, но меня беспокоит один. Я достаю из сумки «Великого Гэтсби» и открываю страницу, на которой мы остановились в прошлый раз. Брайсон заходит прямо перед учителем. Он больше не улыбается, и на его лбу залегла складка. Я пытаюсь сосредоточиться на книге перед собой. Брайсон садится на свое место у окна. Мы сидим с ним на одном ряду. Между нами всего одна парта, и она пуста. Похоже, Мэрибет Джоунс заболела.
Я мысленно проклинаю ее за это.
Наш учитель английского, мистер Уэбер, недавно выпустился из колледжа. Это его первый трудовой год, поэтому он делает все по методичке. Все уроки одинаковые и невероятно скучные.
Мистер Уэбер читает книгу вслух, затем делает паузу и поднимает взгляд.
– Сосредоточьтесь, пожалуйста, Брайсон.
Большую часть урока я изо всех сил стараюсь не обращать на Брайсона внимания. Но затем проигрываю в битве с самим собой. Я поворачиваюсь, чтобы украдкой взглянуть на одноклассника, и сталкиваюсь с ним лицом к лицу. Второй раз за этот час мое дыхание замирает.
Я быстро отворачиваюсь обратно к своей книге, борясь с жаром, приливающим к щекам. Когда я краснею, мои веснушки становятся еще более явными. Они одновременно и моя отличительная черта, и самая ненавидимая мною часть внешности.
Остаток урока я заставляю себя смотреть на одну и ту же страницу. Пока остальной класс движется дальше, я все переживаю тот момент, когда предложил Брайсону Келлеру встречаться. Я сделал то, на что не решился Эрик Фергюсон. Интересно, это было проявлением смелости или глупости с моей стороны? Хотя уже слишком поздно об этом гадать.