Всячина

Карнишин Александр Геннадьевич

И тех, кто живет с людьми, их тоже нельзя называть по-настоящему. Это только в очень старых книжках и старых сказках о них пишут прямо, называя по имени. Нельзя так. Потому что придут ведь, осилят, заполонят все, займут место человека, и будут жить одни. А потому что - ну, зачем им люди? Людей они терпят, только пока люди сильнее - потому что их не осилить. И еще пока люди кормят, да.

Мама разбирала белье, которое вытащила после стирки, и ругала вполголоса "того, кто живет в стиральной машине". Он в этот раз, что сделал - вывернул

пододеяльник, а потом уже в вывернутый насовал все остальное, что в машине было. Это, выходит, всякие там полоскания были совершенно ни к чему и бесполезно, потому что все - внутри. Вот мама и ругалась потихоньку, разворачивая и раскладывая, и думая, что опять придется кидать в машину - теперь для второго полоскания. Но вот она становилась:

– Зинаида!
– когда она так говорит, сразу страшно становится до мурашек по коже.
– Где твои носки?

– Они же совсем дырявые!
– развела маленькие ладошки в стороны Зинка.
– Совсем-совсем дырявые! Я их выкинула.

– Так, - сказала мама и села на старинный бабушкин табурет, крашенный белой масляной краской.
– Иди сюда, глупый ребенок, и я тебе сейчас все объясню.

– Ага, - ответила девчонка с двумя задорными хвостиками на голове уже из-за угла, из коридора.
– И - по попе?

Нет, мама у нее добрая на самом деле, но по попе в сердцах иногда могла залепить свернутым кухонным полотенцем. Ну, это если Зинка ее совсем из себя вывела.

– Сивка-Бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой!
– сказала мама заклинание.

– Иго-го!
– закричала Зинка, а потом сказала упрямо.
– И вовсе я не никакая не "сивкабурка"! У меня волосы нормальные - вот!

Это когда она совсем маленькая была, не понимала. И покрасила волосы чернилами. Не все волосы - столько чернил не было. Вот тут спереди. И косичку одну. Папа смеялся. Мама ругалась и называла "сивкобуркой". Но теперь она не "сивкобурка"! Она нормальная девочка.

– Вылезай, подлый трус, - рассмеялась мама.
– Иди уж сюда.

Она похлопала по своему колену и отложила какие-то футболки, которые только что разбирала.

– Слушай и запоминай. Те, кто живут с нами и вокруг нас - они на самом деле не друзья и не враги. Они - просто чужие. Поэтому надо всегда ожидать от них всякой вредности. Всегда ожидать и знать правила. А правила эти вывели еще наши предки. Того, кто за печью, надо кормить. Того, кто в бане - надо кормить. Того, кто под кроватью - вот не смейся, не смейся - тоже надо кормить.

– Я кормлю!
– тут же вспомнила Зинка.

– Это твои-то яблочные огрызки - еда? Ты же там все высасываешь, до прозрачности, до самых косточек! Что же ему останется? Ему, который живет под твоей кроватью? Вот он тебя и пугает иногда. Потому что вредничает так. Голодный он просто.

– И что же?
– хитро прищурилась Зинка.
– Теперь в стиральную машину мои яблоки и конфеты кидать будем, что ли?

– Нет. Тот, кто живет в стиральной

машине, не ест нашу пищу. Он ест, - мама оглянулась, как будто боялась, что ее кто-то подслушают, и щекотно выдохнула горячим шепотом прямо Зинке в ухо, - носки! Он всегда ест только наши носки!

Зинка хихикнула и потерла ухо.

– Щекотно!

– Вот ты хихикаешь, а вспомни лучше, как папа после стирки ищет свои носки. Ну, вспомни!

Зинка расхохоталась в голос. Потому что эта история с носками повторялась как минимум каждый понедельник, когда папа, который вставал раньше всех и на кухне поднимал вверх тяжелую гирю - Зинка ее ни разу не могла пошевелить - начинал искать носки. И если стирка была в воскресенье, обязательно получалось, что все носки перепутаны, да еще никак нельзя было найти пару.

– Вот!
– страшным громким шепотом продолжала мама.
– Это как раз тот, кто живет в стиральной машине, ест один носок. А остальные перепутывает, чтобы никто не заметил. Но мы, люди, все знаем и помним! Вот я всегда, даже когда стираю постельное белье, обязательно кладу хоть дырявые, хоть старые, хоть даже совсем чистые носки. И тогда он, из стиральной машины, ничего не путает и не портит. Тогда он ест. Понятно?

Зинка подумала, повспоминала, что вспомнилось, и кивнула. А потом еще вспомнила:

– А тот, кто живет в холодильнике?

– Ну, это совсем просто. Ты помнишь, я всегда кладу кусочек хлеба?

– Это же от запаха?

– Какой может быть запах от свежих продуктов в нашем совсем новом холодильнике? Сама подумай - откуда? Этот запах - вредность того, кто живет в холодильнике. Но он не ест наше, запакованное и завернутое. Ему хочется хлебца. И не свежего, горячего, а чуть подсохшего.

– Вот и Верка мне говорила, что сухой - полезнее!

– Что это еще за Веерка такая? Она - Вера. Она же твоя подруга?

Зинка пожала худыми плечиками. Ну, да, подруга. Так подруги всегда так и говорят - Верка и Зинка. И ничуть тут не обидно. Потому что - подруги.

– Но она права, это врачи даже говорят, что подсохший хлеб - полезнее. Вот и тот, который живет в холодильнике, любит именно чуть подсохший хлеб. И если успевать подкладывать, то никогда из холодильника не будет пахнуть. Ясно тебе, глупый мой ребенок?

– Я не глупый, - обиделась Зинка.
– Я просто еще маленький.

– Ты, маленький ребенок, что мы делать теперь будем? Белье надо снова полоскать.

Зинка попыхтела, как маленький ежик, делая вид, что это вовсе не про нее. Но потом слезла с маминых колен и пошла к своему комоду в углу. Порылась там и достала красивый гольф в полоску. Красивый-прекрасивый. И очень яркий. Полоски были красные и зеленые. Только он был с дыркой во всю пятку.

– Вот, - сказала Зинка и шмыгнула носом.
– Это очень хороший гольф. Только совсем дырявый.

– Господи, - всплеснула мама руками.
– Где же ты его откопала? Ему же года три уже!