Всячина

Карнишин Александр Геннадьевич

А Макс замер, плотно закрыв глаза.

По-разному реагируют люди на опасность. Как и животные, кстати. Если резко замахнуться на собаку, скажем, она отскочит, а потом зарычит и покажет зубы. А если замахнуться на кошку - та припадет к земле, распушится, зашипит страшно, показывая клыки, замахнется лапой с выпущенными когтями.

Людей в армии учат реагировать правильно. Потому что есть время кидаться в кусты и отстреливаться. И есть время кувыркаться по жесткому асфальту, увертываясь от брызг металла.

А есть время, когда надо замереть и выждать. Особенно, если не понятно, но уже страшно до невозможности.

Максу было страшно. Почему? С чего вдруг - по спине морозом, волосы на затылке, как от ветра шевелятся, звон в ушах от напряжения всех сил? Не с того ли, что странно пусто в знакомом дворе? Где люди? Где все? Ведь, никого вокруг. Только вон тот мужик, что упал - и ясно при этом, что упал насовсем. И этот вот странный ребенок...

– Дядя?
– это уже ближе.

Макс почти не дышал. Рука вяло свалилась с колена, повисла, ударившись о край скамейки. Покатилась, гремя, пустая пивная жестянка.

– Дядя?
– уже сзади.

Как же быстро и бесшумно он двигается!

– Дядя! Хи-хи!
– трогает своей палкой, толкает.

Макс поддался и мягко завалился вперед.

– Хи-хи! Дядя - хи-хи!
– обрадовался ребенок и сбоку потыкал палкой в лицо.

В щеку. Хорошо, что упал на грудь - до глаза не достанет.

"Нет меня. Нет меня. Нет меня", - как молитву повторял Макс.

И его не было.

– Дядя?

Потом - уже чуть дальше:

– Дядя?

Макс лежал, неудобно подвернув руку и уткнувшись всем лицом в грязный асфальт. Минута. Еще одна. Тихо. Все?

Вдруг из-за спины опять:

– Дядя, хи-хи!

"Нет меня. Нет меня. Нет меня!"

И тут сверху рухнул боевой мобиль в городском черно-пестром камуфляже, лязгнули откинутые люки, затопали твердые подошвы. Ударил воздух гром динамиков:

– Всем оставаться на своих местах! Проводится спецоперация!

Отлегло.

Макс начал подниматься и тут же снова упал - сзади долбанули по почкам и прошипели зло:

– Сказано же тебе - не двигаться!

...

– Так ты, сынок, с войны, значит?

– Ага.

– А звать тебя, значит...

– Макс.

– Что за привычка к этим собачьим кличкам!
– напоказ возмутился уютный и домашний полковник в штатском.
– Максим, что ли? Так и скажи.

– Максимилиан.

Полковник помолчал, обдумывая.

– Ну, вот что, Макс... Ты ведь у нас теперь единственный свидетель, выходит?

– Это вы о чем?
– попытался "гнать дурака" Макс.

Армия научила правильно отвечать на неправильные вопросы.

– Ну, не ты же того парня ухайдакал, ведь так? Совсем не твой стиль. То есть, не наш, не человеческий.

Макс тоскливо посмотрел на полковника,

потом на окно высоко под потолком. Потолок был в четырех метрах от пола. Далеко до воли.

– А что тут, вообще? Я же только приехал. Совсем не в курсах.

– Ну, парень, у тебя там война была своя. А у нас тут - своя. Сам ведь знаешь, как все теперь. Так ты мне скажешь, кто там был? Видел ведь? Так расскажи.

– Ребенок. Мальчик лет трех. Ходит на вид плохо, неуклюже, но очень быстро и бесшумно. Играет в войну.

– Играет он, значит... Эх...

И вышло так, что пришлось Максу давать подписку. Просто пришлось, потому что видел. Потом писать заявление на зачисление в качестве стажера. Потом получать новые документы и место в общаге - ну, не в тот же двор возвращаться. Страшно там.

– А вам здесь не страшно, товарищ полковник?

– Страшно. А кому - нет? Но я уже привык. Мы тут, понимаешь, давно этим занимаемся.

...

И опять этот двор. Снова мороз по спине. Снова желание уйти с линии огня, спрятаться в кустах, отлежаться, а потом закидать все вокруг гранатами. И огнеметом поверх, огнеметом!

– Дядя?

Есть! Сработало!

Макс чуть-чуть приоткрыл глаза, не поднимая низко опущенной головы. Неподалеку топтались две ноги - ножки, что там, обе в ладони поместятся - в розовых башмачках.

– Дя-а-дя! Хи-хи! Дядя!

Макс нажал на кнопку, в падении переворачиваясь на спину, чтобы видеть и реагировать, и выкидывая руку в сторону мальца. Достать руками - далеко. А вот парализатор должен сработать. Так утверждали, выдавая спецоборудование.

Он тут же вскочил, оттолкнувшись упруго, шагнул вперед и нажал кнопку еще раз, направляя раструб излучателя на детское тело. Такой удар и слона свалил бы.

Детские глаза широко распахнулись:

– Дядя? Дядя - бо-бо?

Черт побери!

Мальчишка неуклюже и медленно поднимался, глядя на Макса:

– Дядя, ба-бах!

Ну, где же эти чертовы оперативники? Где помощь?

– Дядя, ба-бах!

Макс с поворота, уже не думая ни о чем, врезал ногой по маленькой круглой головке в смешной панамке. Ощущение, будто бьешь по бетонному столбу. А еще раз? А еще? А еще?

Он пинал, топтал, бил, бил и бил, боясь только одного, что изломанное тельце сейчас соберется, дрогнет, начнет подниматься, а тонкий голосок скажет еще всего одно слово, и тогда уже упадет он, Макс. И все для него закончится.

Поэтому бил, бил, бил...

...

– Люди добрые! Да что же это творится! Алкоголик ребенка убивает! Милиция! Милиция!

– Я же свой, - поднял он голову навстречу летящему в лицо черному форменному ботинку.

И завалился на спину от удара. Проваливаясь в черноту беспамятства слышал лихорадочное: