Вторая война шиноби: Страна Рек

Широкова Лана

После капитанского дивана и полуторной кровати в комнате Дана, этот матрас оказался таким огромным, что Цунаде, наконец, смогла раскинуть руки и широко раскрыть бедра. А Дан, уже весь красный от возбуждения, легко вошел в нее. И ему, кажется, тоже очень нравилась их новая постель. Он больше не спрашивал про удобство и не следил, чтобы никто из них не свалился. Закинул ее ноги к себе на плечи и двигался так, как ему хотелось — быстро и порывисто. Они улыбались от удовольствия, прикрывали глаза и вместе наслаждались этой невероятной свободой.

— Какая же

ты красивая, — произнес Дан, наклонился, закрыв ее лицо мокрыми волосами, и нежно поцеловал, а Цунаде ласково обняла его за спину.

И даже, когда приблизился конец, они не оторвались друг от друга. Тело свела приятная судорога, с ее губ сорвался громкий стон, и ее сердце в один миг наполнилось непомерной любовью. Дан еще раз ее поцеловал и прилег рядом, накинув на них плед.

— Надо бы подушки купить, — произнес он, переводя дыхание, — и одеяло, и постельное белье…

— И полотенца, — ответила Цунаде, потрогав мокрый матрас.

— И полотенца, — согласился он, повернувшись к ней.

Цунаде тоже легла набок, посмотрела в его зеленые глаза, которые, как всегда, искрились чистым светом, и подумала, как же ей повезло его встретить. Он был человеком стойким и честным, любил жизнь и, как никто другой, умел наслаждаться обычными вещами. Но мысли вновь вернулись в завтрашний день, где он должен был познакомиться со всем высшим светом Конохи.

— Как же я хочу, чтобы этот праздник побыстрее закончился, — вздохнула Цунаде, положив ладонь на его щеку.

— Ты волнуешься? — удивился Дан.

— Немного, — произнесла она, нежно поглаживая его по лицу. — Ты же запомнил все, что я тебе говорила?

— Да, заучил, вызубрил, записал шпаргалки на бумажках и даже на ладонях…

— Я серьезно, Дан.

— За меня не волнуйся, — ответил он, накрыв своей ладонью ее руку. — Или ты думаешь, что я не справлюсь?

— Нет, — вздохнула Цунаде, — конечно же, нет.

Она подвинулась поближе к Дану, прижала его голову к своей голой груди и стала нежно гладить его по волосам. За окном догорал желтый закат, в комнате заметно потемнело, и совсем скоро ей уже нужно было возвращаться домой. И какое же это было глупое правило. Она была шиноби, а ей, как маленькой девочке, нужно было возвращаться до полуночи, чтобы никто из соседей не подумал про нее ничего плохого.

— Знаешь, — произнесла она, — я останусь сегодня с тобой. А правила… Черт с этими правилами, в конце концов, когда я их соблюдала?

Дан улыбнулся и мирно заснул у нее на руках, а Цунаде смотрела в начало ночи, а внутри все больше появлялось плохое предчувствие, и она окончательно приняла решение.

— Только бы успеть до праздника, — тихо проговорила она, обняла Дана еще крепче и постаралась поскорее заснуть.

Глава 22

Глава 22

Орочимару

Орочимару закрыл за собой дверь, спрятал ключ за ворот кимоно и вдохнул весенний воздух. Всего за одну ночь по всей Конохе зацвела сакура. Сегодня он надел свое самое нарядное фиолетовое кимоно с тонким рисунком, напоминающий чешую змеи. Его волосы были уложены в гладкий пучок, на ногах — черные таби с белыми носками. Он не хотел кому-то угодить, просто ему нравилось хорошо выглядеть. Нравилось, как плотная ткань касалась кожи, как от прически тянуло затылок, и как от него пахло терпкими духами.

По дороге Орочимару купил белых хризантем в цветочной лавке, не переставая удивляться, что здесь можно было найти любые цветы в любое время года. И, прежде чем идти в поместье Сенджу, свернул на неприметную улочку, прошел вдоль низких домов и вышел к кованой ограде — кладбище Конохи встретило его тишиной и ярким утренним светом.

У него были свои традиции: в день праздника Весны, каждый год в этот день он приходил к могиле родителей, возлагал цветы к каменной плите и молился. Но в этом году в руках у него осталась еще одна хризантема, и, прежде чем уйти с кладбища, он вышел на главную аллею и подошел к высокой монументальной стеле, на которой были выбиты хорошо знакомые имена.

— Уважаемые каге, — он наклонил голову перед именами, — и остальные Сенджу. Знали бы вы, какой сегодня переполох в вашем доме…

Орочимару опустил последнюю хризантему к остальным цветам и прочитал на каменной плите самое последнее имя. И в груди появилось неприятное, давящее чувство, которое иногда напоминало о себе и отравляло ему жизнь.

— Удивлен тебя здесь видеть, — послышался голос Хирузена.

Орочимару обернулся и увидел его в одеянии Хокаге: красное длинное кимоно с белой накидкой.

— Как и вас, Учитель, — коротко ответил он.

— Отчего же? — Он пожал плечами. — Я здесь весьма частый гость. Все жду, что мои предшественники что-нибудь подскажут.

— И как, подсказывают? — спросил Орочимару и постарался, чтобы его сарказм звучал как можно мягче.

— Сложно сказать, — он положил руки за спину и тяжело вздохнул, — но сейчас мне бы их совет не помешал.

Хирузен имел привычку говорить весьма просто, но при этом очень запутано. Так что Орочимару не полез к нему с расспросами.

— Учитель, — нарушил тишину Орочимару. — Прошу, пожалуйста, распустите нашу команду.

— И почему на этот раз? — улыбнулся Хирузен.

— Помните, когда Джирайя уходил в странствия, вы говорили, что это пойдет ему на пользу? — Орочимару повернулся к Хирузену и по его подобию убрал руки за спину. — И можно подумать, что ваш план сработал. Джирайя теперь герой. Но могу вас заверить, это не так, без сомнений, его выкрутасы на той стене из-за Цунаде, и нам просто повезло, что его эмоции вылилось на головы повстанцев, а не наши.