Вторая война шиноби: Страна Рек

Широкова Лана

Огромные обломки стали давить повстанцев, поднялись крики, но на удивление они ей очень нравились, и, казалось, чем было больнее им, тем легче ей становилось. На губах появилась улыбка, ноги сами переходили на бег, почти на веселую припрыжку. Ей казалось, что она становится выше, чем рассветное небо над головой. Шире, чем все джунгли, через которые они шли. Тверже, чем горы, которые их окружали. Ничего не могло успокоить ее ненависть и злость к этим людям, которые забрали у нее самое дорогое — брата.

Жилы кипели, сердце бешено колотилось, она даже не понимала, сколько у нее осталось сил. Повстанцы оставили свои попытки до нее добраться и убегали к подвесному мосту, ища за ним свое спасение. Но она и не думала их отпускать —

одним длинным прыжком оказалась у огромной входной арки. Взметнулась в воздух, собрала все силы в ноге и ударила еще раз.

Дыхание было тяжелым, и казалось, что все кончено. Но она знала, что это еще не все. Чувствовала пятками, как дрожь только нарастала и с громким треском по массивным колоннам арки пошли глубокие трещины. Треснули массивные карнизы, и с крыши западала каменная черепица. Одна за другой. Пока под оглушающий звук, арка опасно не наклонилась, чуть продержалась и со скрежетом обрушилась в ущелье вместе с подвесным мостом. И все, кто не успел добраться на другую сторону, с чудовищными криками полетели вниз. Но Цунаде видела еще тех немногих повстанцев, кто уцелел на той стороне. Она собрала остатки чакры и готова была уже нанести последний удар, как вдруг ее кто-то схватил за плечо. Она обернулась и увидела за собой Джирайю всего в пыли с окровавленным лицом.

— Думаю, с них хватит, — произнес он.

Она огляделась: солнце уже взошло и ярко освещало базу. Под каменными обломками со стонами умирали повстанцы, а в воздухе стояла густая пыль. Одни лишь водопады как и прежде громко шумели и бежали маленькими ручейками прочь из горной долины. Цунаде с ужасом поняла, что она упустила единственную имеющуюся возможность узнать о том, кто стоял за началом этого восстания. Тот шиноби, скорее всего, сбежал, если и вовсе не погиб. И вдруг она почувствовала себя такой опустошенной. Склонила голову, опустила плечи и пошатнулась, но Джирайя успел ее приобнять.

— Ну, нас похоже теперь точно не наградят, — произнес он, почесав затылок.

Глава 4

Глава 4 Цунаде

— Какая же скукотища, — вздохнула Цунаде.

Прошло несколько месяцев с того дня, как была разрушена база повстанцев. Как же все тогда на них орали... Они не только провалили свое первое задание, но и раскрыли работу Специального отряда. Упустили человека, который мог пролить свет на начало восстания. А что самое ужасное — теперь повстанцы только сильнее спрятались у себя в джунглях и еще больше засекретили поставки взрывных печатей. Обычным шиноби за такой поступок грозил бы трибунал. Но они не были простыми шиноби — они были учениками Хокаге. Так что большого скандала не случилось, даже команду не стали расформировывать. Но наказание все же придумали для каждого: Джирайю лишили звания джонина, Орочимару заставили остаться с ними, а Цунаде ждала участь похуже — ее убрали с передовой и приказали учиться на ирьенина.

— Девочки, подойдите, пожалуйста, — прозвучал строгий голос старшего ирьенина в учебной палатке.

Цунаде сидела за железной партой в окружении таких же молодых учениц-ирьенинов и, подперев подбородок кулаком, с тоской смотрела на медицинские плакаты, летая в своих мыслях. И только когда ее толкнули в бок, она встала и подошла к доске, где все уже толпились вокруг старшего ирьенина — невысокой и очень худенькой женщины средних лет в белом халате с темными глазами и русыми волосами, завязанными в высокий хвост. Бивако была не только одной из самых уважаемых ирьенинов в Конохе, но и женой самого Хокаге, так что Цунаде знала ее с детства. Хотя это знакомство едва ли ей сейчас помогало. Наоборот, казалось, что к ней придирались даже больше, чем к остальным.

Бивако подошла к одному из железных столов, на котором лежал большой развернутый свиток, и сложила ладонями несколько печатей. И спустя несколько мгновений с громким хлопком на листе пергамента появилась большая живая рыба.

—

Как вы знаете, завтра выпускной экзамен, — продолжила Бивако, — и от его результатов зависит ваше будущее: станете ли вы ирьенином или отправитесь домой. Так что давайте повторим все, что вы должны показать перед комиссией.

Бивако взяла скальпель, сделала глубокий надрез по брюху рыбы, в свободной руке зажгла зеленую чакру и поднесла ее к ране, которая стала быстро срастаться, не оставляя никаких следов. Девушки-ирьенины внимательно следили за действиями своего учителя, слушали и записывали ее слова. Но Цунаде стояла в стороне и смотрела на просвет в палатке. С улицы доносились веселые голоса шиноби, вечер был солнечным, и она еще сильнее стала ждать, когда же вся эта скукотища закончится.

— Твоя очередь, — обратилась к ней Бивако.

Цунаде тихо вздохнула и подошла к столу, услышав за своей спиной смешки остальных девушек. И уже хотела завестись, ответить им, что посмотрели бы они, кто из них был неумехой в настоящем бою. Но почувствовала на себе взгляд Бивако, которая уже распечатала перед ней большую рыбу с желтым брюхом, и смолчала.

— Приступай, — приказала Бивако, сделав надрез.

Цунаде подняла ладони, зажгла зеленую чакру: такую тихую и спокойную, что она едва могла ее почувствовать. Но рыба так громко забила хвостом по железной столешнице, что, вздохнув, ничего не оставалось сделать, как приступить к лечению. Только чем дольше шло время, тем больше она думала о том, что у нее ничего не получится. От этих мыслей поток становился неравномерным. Шрам выходил кривым, пока и вовсе рана не перестала срастаться. Цунаде так сильно разозлилась на эту несчастную рыбу, которая уже перестала бить хвостом и открыла рот, что чакра и вовсе перестала идти.

— Видите, про что я вам постоянно говорю, — произнесла она, убрав ладони. — Ну какой из меня ирьенин?

Бивако ничего не ответила, лишь слегка свела брови и осторожно завернула уже мертвую рыбу в свиток.

— Можете быть свободны, увидимся завтра на экзамене, — обратилась она ко всем, и Цунаде уже собиралась вылететь из душной палатки. Но Бивако на нее бросила строгий взгляд и добавила: — А ты останься.

Цунаде тихо выругалась, заметила, как на нее бросили насмешливый взгляд остальные, скорчила им гримасу, и когда все вышли, стала ждать, какую на этот раз придется выслушивать нотацию.

— Почему ты так сопротивляешься? — спросила Бивако.

— Я не сопротивляюсь, — замотала головой Цунаде. — Просто моя чакра — она совсем другая и не подходит для лечения ран. Бесспорно, дело это полезное, да только мне-то оно зачем? Сколько было попыток научить меня этому в детстве? Всех и не пересчитать. Эта-то чем отличается?

— Знаешь, — задумчиво произнесла Бивако, — когда Хирузен мне рассказывал, как ему было тяжело вас учить, я никогда ему не верила. Говорила, что он слишком много от вас требует. Но сейчас… Если я с тобой одной не могу совладать, — она усмехнулась. — То, что же говорить про вашу команду в полном составе?

— Извините, что доставляю вам неудобства, — сквозь зубы произнесла Цунаде, стараясь при этом звучать весьма вежливо. — Но не мое желание здесь находиться…

— У меня тоже нет особого желания обучать человека, который пренебрежительно относится к делу моей жизни. Но что поделать? — Она развела руками.

— Не переживайте, скоро это закончится…

— Ты думаешь, что, если завалишь экзамен, тебя вернут на передовую? — спросила Бивако. Цунаде открыла рот и не знала, что ей ответить. Именно это она и планировала долгие месяцы. — Но у меня есть распоряжение на твой счет. — Бивако подошла к своему столу, открыла ящик, что-то оттуда достала и протянула ей сложенном белую повязку.