Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая
Шрифт:
— Далековато, — констатировал я. — И что же заставило вас ехать в такую даль?
Собственно, по нездоровому виду гостя я догадывался, что могло его загнать в эту глушь. Не накопления же мои его интересуют в виде гонораров за песни, о чём он теоретически мог узнать или как минимум предположить. Да и прикид его вкупе с крутой по нынешним временам тачкой свидетельствовали, что человек этот не бедствует.
— Думаю, нам не стоит продолжать наш разговор на улице, слишком много посторонних глаз.
Он покосился направо,
— Хорошо, идёмте в дом.
А водитель так и остался сидеть за рулём с деланно-безразличным видом, а мы прошли в моё жилище. В сенях я скинул кроссовки, оставшись в носках, кивнул на единственные тапочки.
— Одна пара, можете обуть. Кстати, ваш спутник не представился.
— И верно, — хмыкнул Геннадий Матвеевич, всовывая ступни в тапки. — Это Алексей, мой, скажем так, помощник.
Алексей тоже скинул ботинки, оставшись в чёрных носках. В принципе на улице было сухо, грязи бы не нанесли, даже зайдя в дом в обуви, но, видно, руководитель этой маленькой делегации хотел показаться достойным человеком.
— Присаживайтесь, — кивнул я на стулья за круглым столом в зале, усаживаясь на один из них.
Мы сели, Алексей положил портфель на стол перед собой.
— Чай? — на всякий случай предложил я.
— Пожалуй, — согласился Геннадий Матвеевич. — Только, если можно, нам покрепче.
«Чифирь?», — чуть было не вырвалось у меня, но я вовремя сдержался.
Когда на столе стояли три чашки с сопутствующими аксессуарами в виде сахара, мёда и прочих печенюшек, разговор пошёл о сути визита.
— От человечка одного слыхал Алексей, — начал Геннадий Матвеевич со своей уже ставшей привычной сипотцой, — что вы на ноги людей ставите, на которых доктора уже рукой махнули. Проверили — хорошо проверили — вроде не врут. Выходит, вы чуть ли не святой, который лечит прикосновением руки. Хотя для святого вы слишком молодо выглядите, даже бороды нет.
Он хмыкнул своей шутке, а Алексей чуть искривил тонкие губы в змееподобной улыбку. Если он побывал в местах не столь отдалённых, о чём свидетельствовала партачка[1] на пальце, то ему бы вполне подошло погоняло Змей.
— Есть такое? — спросил Геннадий Матвеевич, буравя меня взглядом.
Я понял, что отнекиваться не имеет смысла, со вздохом кивнул:
— Есть.
Авторитет тоже кивнул, словно бы заранее знал, что я отвечу, а его напарник с независимым видом отхлебнул из кружки тёмной, почти чёрной жидкости. Гости предпочли заварку в чистом виде, я себе разбавил примерно пятьдесят на пятьдесят.
— Не зря, выходит, ехали в такую даль, почти сутки добирались, — продолжил меж тем Геннадий Матвеевич.
— Я и смотрю — номера на машине не пензенские.
— Ленинградские, — как показалось, с чувством
— Однако… Ну так рассказывайте, что вас беспокоит? Не думаю, что ради какой-нибудь грыжи вы бы отправились в столь дальнее путешествие.
Вместо ответа Геннадий Матвеевич вдруг зашёлся в приступе кашля. Вытащил из кармана носовой платок, приложил к губам. Примерно через минуту, наконец откашлявшись, показал мне платок с бурыми пятнами:
— Вот это беспокоит.
Я невольно сглотнул, представив, что если это туберкулёз, то после гостей придётся всё здесь дезинфицировать, невзирая на то, что контагиазность[2] туберкулёза весьма низкая.
— Рак лёгких, — сказал ленинградец, опровергая мою догадку. — Лечить брались лучшие врачи Питера, даже профессор один был, но и тот в итоге заявил, что шанс выкарабкаться один из ста. И оперировать не стали, типа метастазы уже в соседние органы проникли. Назначили медимен… как его… медикаментозное лечение. Только лучше от него не стало. Вот тут Алексею и шепнули про вас.
Я чуть задержался взглядом на его лице. Пожалуй, синдром Горнера присутствует. Обычно он представлен триадой симптомов — опущением верхнего века, сужением зрачка и западением глазных яблок. Синдром Горнера развивается в тех случаях, когда опухоль распространяется на симпатический ствол, первое и второе ребро, позвонки и рядом расположенные сосуды. То есть, грубо говоря, дело пахнет керосином.
Невольно вздыхаю, спрашиваю:
— Давно курите?
— Да всю жизнь, лет с десяти.
— И бросать, я так понимаю, не собираетесь? — скорее с утвердительной, нежели с вопросительной интонацией спросил я.
— Попробовал бросить, когда лепи… хм, врач про рак сказал, на три дня хватило.
— Ясно, — улыбнулся я уголками губ. — Историю болезни случайно не захватили?
Геннадий Матвеевич кивнул помощнику, тот открыл портфель и вытащил из него медицинскую карту, а заодно и рентгеновский снимок. Всё это он положил на стол передо мной.
«Кузьмин Геннадий Матвеевич. 11.08.1927 г.р.», — прочитал я сделанную на обложке шариковой ручкой надпись. Выходит, в этом году отмечает юбилей… Или не отмечает, смотря как дело повернётся. А вообще выглядит старше своих лет. Видно, несмотря на внешний лоск, жизнь как следует его потрепала.
Но сначала снимок глянем. Я включил настольную лампу, посмотрел результат рентгенографии на свет. М-да, вот и затемнение, похожее на куриное яйцо, и размером примерно такое же.
Положил снимок на стол, поймав на себе внимательный взгляд питерского гостя. Волнуется человек, хотя вроде бы и так всё понимает. А волнуется потому, что с надеждой сюда приехал. Я для него — последний шанс. Простой интерн из провинциальной больницы. Смешно звучит, учитывая, что его питерские профессора смотрели, но так оно и есть.