Второе сердце
Шрифт:
— Для нашего с тобой начальника. У него на собственной полетели…
— Ездил бы поаккуратней, не лихачил! А то других учит…
— Это верно!..
6
Несмотря на распахнутое окно и работающий на столе вентилятор, в конторке было душно, и Вероника поминутно вытирала лицо платком. Роман попался интересный, и ей жаль было отрываться от чтения, когда по радио прозвучали сигналы точного времени и закончился обеденный перерыв.
Отложив книгу, она открыла
Задребезжал телефон.
— Да? Слушаю… Нет пока Ивана Михайловича, с обеда не вернулся… Да, да, я!.. Ну что у тебя стряслось?.. Так… Так… Поняла, все поняла. Сейчас позвоню. — Она дала отбой и сняла трубку с другого аппарата. — Алло! Гараж?.. Это Вероника. Там у вас Иван Михайлович должен быть — позови… Перекусывает еще? А ты постучись, скажи — неотложное дело. Можешь и к телефону его не звать, передай только: самосвал сломался — водитель сейчас звонил по городскому, просил прислать машину для буксировки… Он прямо на стройке встал… Да… Передай, пожалуйста!
Она в очередной раз смахнула со лба пот, и тут в конторку вошел Федор Шкапин.
— Добрый день, Вероника Батьковна! — Федор подчеркнуто торжественно поставил перед нею на стол, в стакан для карандашей, пучок цветущих одуванчиков. — Желтый цвет — измены цвет… Извиняюсь, но другой растительности на нашем дворе не водится.
— Чего тебе, Федор?
— Обязательно должно быть — чего? Разве нельзя зайти просто так?
— Выкладывай, выкладывай! А просто так — в следующий раз: работы у меня — выше головы!
— Ладно! — Федор придвинул к ее столу стул, сел. — Алексея давно видела?
— Какого Алексея? — Рука Вероники зависла над кнопками микрокалькулятора.
— «Какого Алексея»? С Алексеем Бобриковым, спрашиваю, давно виделась?
— А откуда ты?..
— Откуда знаю — оттуда знаю! Я — парень наблюдательный. — Федор отодвинул мешающий ему вентилятор и облокотился на стол. — Я еще тогда, до заключения Алексея, замечал, как ты на него поглядывала, а он норовил лишний раз к тебе сюда забежать. Мне про тебя — помалкивал, тихарил, хоть и друг вроде. Ну да разве у меня глаз нет?! А когда я посмотрел, как ты на суде плакала и потом неделю без лица на работу приходила, все стало ясней, чем дважды два! И о поездках твоих к нему мне известно. И не мне одному, думаю… Молодец ты, правильно жизнь понимаешь: за мужика бороться надо!
— Ни за кого я не борюсь… Про поездки откуда узнал?
— Можно ли в наше время что-нибудь утаить?! Святая наивность! Ты, к примеру, с одной из своих подруг под честное слово поделилась, так? Подруга — со своей подругой, тоже под честное слово, та — со своей… и пошло-покатилось! Вот — под честное слово — все всё и знают!
— Ну и пускай! Господи!..
— У меня к тебе, впрочем, разговор особый, Вероника. — Федор переменил тон на душевно-доверительный. — Интерес у меня есть один — непростой и тебя прямо касающийся. Отсюда и разговор. Как
— Без кого?
— Некому мне довериться — вот беда! Тебе одной… Ты да я — вроде заговорщики, получается.
— Лариса, что ли?!
— Она, Вероника!.. Нет мне без нее дальше ходу и не будет! Что угодно готов сделать — лишь бы со мной была. Веришь, сподличать готов, гадом последним стать! — Федор низко опустил голову.
— Рехнулся ты, Федя, совсем рехнулся! — погладила его руку Вероника. — Намекал мне кто-то про тебя и про нее, намекал один раз… А я — что ты! — я не поверила! Треплются, подумала, делать людям нечего!
— Не треплются, подруга! Такие пироги, понимаешь… Пойду, думаю, к ним домой и выложу все начистоту. Пусть в рожу наплюют, пусть побьют — лишь бы исход какой! Одно удерживает: ничего хорошего из подлости да на чужой беде вырасти не может — истина, до нас проверенная… Авария у меня, как Лариса говорит, тяжелая авария! Да и у тебя…
— Авария?..
— Камень — в воду, круги по воде расходятся, а все, что плавает рядом, качается. Мы с тобой — на тех самых кругах, и куском дерьма при этом мне лично очень не хочется быть!
Дверь конторки резко распахнулась — вошел Прошин.
Федор Шкапин поспешно отодвинулся от стола Вероники.
— Ну… так ты, Вероника, в моем последнем путевом листе исправь остаток бензина-то… Ошибся я, когда подсчитывал, на двадцать четыре литра ошибся. — Шкапин проскользнул за спиной начальника наружу.
Иван Михайлович, зацепив по пути стул, на котором только что сидел Шкапин, прошел на свое место, грузно опустился в кресло. Сразу же — словно этого только и ждал — перед ним зазвонил городской телефон.
— Прошин слушает… А-а… привет, Алексей, привет!.. Да ничего, идет понемногу, того-этого… Твое заявление подписано: я на следующий же день ходил к начальству — подмахнули без слов… Что ты говоришь?.. Еще пять дней?.. Ну какой разговор: где десять, там и пятнадцать. Закругляй свои личные вопросы и являйся! Бывай здоров!
Положив трубку, Прошин внимательно посмотрел на Веронику.
— Машина, Иван Михайлович, ушла за самосвалом?
— Ушла, Вероникочка, ушла машина… Почто Шкапин заходил?
— Вы же слышали — с расходом горючего напутал, отрегулировать в ведомости просил.
— Слышал. Но, говорят, ушам верь, а глазами проверяй! Я и проверяю, потому что все вы… все вы теперь у меня — во где! — Он вытянул над столом руку — ладонью вверх, растопырил пляшущие пальцы. — Прекрасно все видны!.. Шкапин, значит, тобой прикрывается… Молоток парень! А тебе что же остается делать? Тебе остается подыгрывать ему, то есть им прикрываться, такая, вишь, складывается тактика. Маскируетесь! Думаете, Прошина провести проще, чем… того-этого?