Второгодник
Шрифт:
Смешно, но внутри себя я все уже проговорил, все утвердил и пора приступать к выполнению, а мои друзья еще не подошли. Ну, что ж дождусь и обсужу, тем более что они давно понимают все это — Долгополов скоро выйдет на защиту докторской диссертации. Больше половины идей как раз его. Он ухватил суть затеянных мной трансформаций и полностью солидарен, потому как результаты двадцати трех школ налицо и в угол за печку их не спрячешь.
Сергей Афанасьевич Иванцов неспеша шел по зимнему московскому переулку. Ему захотелось побыть одному, потому что сегодня надо появиться на конспиративной
Сергею Афанасьевичу исполнилось пятьдесят шесть лет, из которых без малого тридцать два он отдал службе во внешней разведке. Начинал сопливым юнцом в 5 отделе ГУГБ НКВД СССР с момента его образования в 1934 году, а с мая 1939 года попал в "заботливые" ручки Павла Анатольевича Судоплатова, сделавшего из него форменное чудовище, из-за которого все понимающие люди не могут спокойно спать, потому что "у КГБ длинные руки". Вот он и есть те самые руки, которые длинные, незаметные и неотвратимые.
Большая часть профессиональной жизни Сергея Афанасьевича прошла в спец лагерях… по подготовке… за границей, с 1942 года по 1965 в Союзе он не был ни дня. Ликвидатор, штурмовик, организатор всевозможных террористических акций, мастер боевых единоборств — мужчина во всей физической красе, он своим самым сильным местом считал все-таки голову и чувство гармонии. Даже сложные ликвидации он старался провести так, чтобы ни жертва, ни следователи, а тем более журналисты так и не поняли, что состоялось убийство. Безусловно, это не касалось тех случаев, когда требовался "ледоруб в голове" при совершении демонстративного акта социальной справедливости.
Всякие стрелялки и прочие усечения головы все-таки являлись делом довольно редким и случавшемся, как правило, от безысходности, а жить-то надо каждый день, и официальное прикрытие нужно тоже каждый день, не скакать же по подвалам вперемешку с бомжами. За долгие годы своего заграничного турне он побывал много кем: и рабочим в разных специальностях, и коммерсантом, и даже журналистом-искусствоведом, но больше всего ему нравилось работать в собственной "меняльной конторе", как он ее называл. Она представляла собой великосветский салон, который пропускал в свои глубины творческую богему, политиков и коммерсантов. В его заведении, конечно, можно было договориться провести ночку со "звездочками" и "звездами", которым тоже надо на что-то жить, но главной притягательной силой был обмен информацией, отсюда и название "меняльная контора". Информированные люди приносили известные им секретики и получали доступ к секретикам чужим.
Любителей покопаться в грязном белье серьезных людей, либо полакомиться светской клубничкой, либо владельцев мутной информации Сергей Афанасьевич отсеивал довольно быстро, если не мгновенно, еще на стадии сбора данных о кандидате, желающем вступить в закрытый клуб. Таким образом, качество информации, вертевшейся под сводами его "меняльной конторы", оценивалось всеми как очень высокое и было востребовано серьезными людьми, которые, собственно, и выступали его косвенной крышей. Этот "Клондайк" разведчика заполнял рабочие будни Сергея Афанасьевича, которого всего несколько человек в мире называли Доктором — лекарство от всех болезней, что Доктор прописал, да уж, юмористы!
Однако настоящий "Пир Духа" наступал
Сергей Афанасьевич остановился возле скамейки в парке "Сокольники" и, подумав, решил пройтись еще. Здесь, недалеко от метро, прогуливалось слишком много женщин, а они оставить его в покое категорически не хотели. Все просто: он притягивал к себе взгляд слабого пола. В паспорте пятьдесят шесть, но на лице-то сорок шесть, а то и меньше, плавная, кошачья грация, седая голова, но тщательно подстриженная, высокий рост, но расправленные плечи и ни грамма сутулости, приличная одежда… — ходячая погибель женских сердец, а еще печать интеллекта в глазах…
Конечно, по части души трудно приложить к нему чеховское "в человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и тело!", но в части тела — всенепременно, хотя… Сергей Афанасьевич был идейным противником отмены смертной казни, был сторонником войны за идею, без чего не понимал механизмов социального прогресса, он не допускал предательства Родины, вплоть до уничтожения, считал, что СССР не худший папа из имеющихся, а потому, несмотря на его придурковатый, временами хмельной характер, достоин любви до потери жизни. Сложной, жесткой и… красивой личностью был Сергей Афанасьевич, этакий образец гармонической личности, от мысли о которой кипятком писают все дипломированные педагоги.
До встречи оставалось еще почти час, и он решил испить "кофе из ведра" в ближайшем и достаточно отвратительном объекте общепита. "Кофе из ведра" — это сугубо советское изобретение: молотые зерна варятся в гигантском алюминиевом баке на плите, туда заливается примерно треть молока, зачастую сильно разбавленного, и кладется много сахара. Потом ведрами его переливают в разливочные термосы, находящиеся в зале продаж. По сути, это зрелище только и доступно обывателям, а потому и такое меткое название. Но черт возьми, какой же он вкусный. А еще жаренные "канцерогенчики" — пирожки с рисом и яйцом, ум-м…
Пережевывание пищи, недоступной никому в мире, кроме советских граждан, подтолкнуло Серея Афанасьевича к философским размышлениям. Все-таки возраст сказывается, если не внешне, то внутренне, проявляясь в старческом, хотя и философском, брюзжании. В его годы мало кому из думающих людей удается уклониться от вопросов: зачем на Земле живут люди, куда катится человечество, в чем смысл жизни или что такое прогресс.
Боевик и аналитик в одном флаконе — это термоядерное сочетание, в котором полет либеральных фантазий сдерживается настоятельной потребностью твердо стоять на ногах и не покидать реальный мир. Ему казалось, что, имея доступ к информации с обоих флангов общественно-социальной мысли, в отличие большинства советских людей, у него есть возможность избежать в своих суждениях предвзятости и однобокости. Такая ситуевина добавляла толику высокомерия по отношению к кухонным оппонентам, но, надо признать, очень чуть-чуть. Снобизм не был ему присущ совершенно.