Второгодник
Шрифт:
Пока я все это выговаривал мои оппоненты плавно и последовательно проходили стадии обалдения, офигевания и, наконец, юмористического экстаза. К концу моей пламенной речи оба собеседника лежали на лавке и слюнявили ее в процессе зажигательного смеха.
— Ой, не могу… душевная организация… сосать соску… — буйство эмоций продолжалось минуть пять-семь. — Откуда ты такой, вьюнош? — выдавил из себя первую осмысленную фразу Евгений Леонов.
— Вы не поверите! Оттуда же, откуда и вы, из женской вагины, — изрек я невинным голосом, рисуя круги носком ботинка. Смех, затихший было, продолжился с новой силой.
— Женька, мы с тобой
— Так дадите автограф или так и будете ржать на халяву? — продолжал я их веселить.
— Малец, уйди, кончай… Нам на сцену через десять минут, там что-то псевдотрагическое надо будет изображать, а у меня рот до ушей, — поддержал друга Евгений Леонов.
— Это сладкое слово — халява… Ржать, пожалуйста, а высказать пару ласковых слов и закрепить их на бумаге… На это ваша благодарность не распространяется. Понятно. У великих свои примочки! — выдавил я из себя и сделал видимость поворота в сторону от курилки. Продолжая смеяться, Анофриев озаботился местом, куда можно было бы разместить автограф.
— У меня есть пустая пачка Беломора, не очень мятая. Если ее распрямить, то на обратной стороне можно написать пару ласковых… — высказал он первое предложение.
— У меня есть тетрадный листок, но он наполовину всякой ерундой занят, — внес свою лепту Евгений Леонов.
Замечательному юноше, с великолепным чувством юмора, со съемок "Новогоднего огонька" желают всяческой удачи два недооценённых гения — Евгений Леонов и Олег Анофриев — именно эта фраза украсила обратную сторону пачки папирос.
Стоило нам выбраться из закутка, как на меня налетели Виталька и Вовка, солисты "Виражей":
— Игореха, как здорово, что ты зашел. Запах Родины принес, — сказал Вовка и "оба В" расхохотались, продолжая тискать мои бока. — Мы завтра едем домой на "Стреле". Айда с нами!?
— Не могу, ребята. Мне здесь торчать до окончания Пленума.
— А на кой тебе Пленум сдался?
— Косыгин приказал, какое-то награждение будет.
— Ты не можешь подсказать, как выпускные сдавать, да еще хотелось бы поступить куда-нибудь, — спрашивал Виталька, не очень ожидая ответа. — Я тут Аркадия Райкина видел. Он с нами домой поедет, представляешь?
— Крутизна невероятная! Возьмите автограф. А вообще, вы как, очень устали? — спросил я, зная ответ заранее.
— Да не-а, нам нравится. Носимся по площадкам, по городам, все время новые люди, только никого нет нашего возраста. Все, все, бежим, наш выход.
Я смотрел на поющие "Виражи" и все больше хмурился. Они стояли, как столбы, зафиксировав микрофон в руках, согнутых в пионерском приветствии. Картинка производила жуткое впечатление, потому что существовала самостоятельно от звуков песни.
— Снято! Прилетело откуда-то из руководящего центра.
— Вы что, с ума сошли? Вы режиссёры или где? Ну, посмотрите на картинку, вас ничего не пугает? — я кричал, ввинчивая в режиссерский стол двадцать децибел чистого, неразбавленного детского визга.
— Это… что за явление природы? — опешил режиссер, но быстро пришел в себя.
— Вы где учились? Кто вас обучал так картинку выстраивать? А где движение в кадре?
— Да уберите же это… отсюда. Как-нибудь без сопливых советов обойдемся! — теперь уже режиссер закипал, его расшатанная нервная система переводила его организм в истерическое состояние с удивительной быстротой.
Одновременно
— Юрий Суренович, Юрий Суренович, одну минутку, всего минутку! — сложив руки в молитвенном жесте, взвыл Борис Аркадьевич. — Минутку тет-а-тет, пожалуйста.
— Что? Что вам надо? Страна дураков! — продолжал рычать режиссер.
— Отойдемте, — подхватив Саакова под руку, Борис Аркадьевич, уводил его от чужих ушей, и при первой возможности начал:
— Юрий Суренович прежде, чем вы начнете изливать ваш заслуженный гнев, я хочу вас познакомить с этим мальчиком, очень непростым мальчиком. К нам сюда он приехал с дачи Брежнева, где провел за семейным чаепитием около трех часов, вчерашнее утро провел на даче Шелепина, его дважды вызывал к себе Суслов, тот который непосредственный начальник Фурцевой; прежде, чем запустить свои реформы, Косыгин ездил к нему домой для беседы. Кроме этого, он является создателем и автором всех песен "Виражей". Юрий Суренович, до того как выгонять его с площадки, вам стоит подумать, а стоят ли того те риски, которые он может принести с собой. После его выступления на Политбюро срочно собирают Пленум ЦК КПСС. Возможно, снимут Суслова, а вместе с ним и Фурцеву. Очень непростой мальчик. Лучше выпейте с ним кофе и поговорите десять минут, а потом принимайте решения. У него, кстати, золотая голова.
Борис Аркадьевич боялся остановиться, чтобы Юрий Суренович не успел произнести слова, которые потом трудно исправить. Но через несколько минут стеклянный взгляд режиссера начал приобретать осмысленность, а затем и задумчивость. Еще через некоторое время он крикнул в зал: "Перерыв 15 минут!"
— А ты, борец за движение на сцене, пойдешь со мной пить кофе.
— С удовольствием. Вы извините меня, пожалуйста, просто это мои ребята, и хочется, чтобы они на всех произвели впечатление, — я тоже успокоился и с интересом рассматривал режиссера этого монументального, по моим меркам, действа. Внешне он выглядел типичным армянином, не Фрунзик Мкртчян, конечно, но тоже ничего. Он вполне пришел в себя и в его глазах заискрился неистребимый армянский юмор.
— Ты почему сразу не подошел познакомиться? Мы же мирные люди, не кусаемся, — спросил Юрий Суренович.
— Да я тут, от силы полчаса, а вокруг так много интересного, что я совсем время потерял. Представляете, я тут Леонова и Анофриева встретил? Ах, да… для вас они простые артисты.
— А чего пришел-то?
— Да посмотреть! Я никогда в жизни ничего подобного не видел, а тут Борис Аркадьевич заманил.
— Ну, и как тебе?
— Я всегда думал, что артисты и режиссеры — это люди, сделанные из особого теста. По-моему мнению, выжить в этом бедламе больше нескольких дней решительно невозможно, дурка станет родным домом, а вы еще умудряетесь что-то снимать, что не лишено мысли и юмора. Невероятно!
— Необычная точка зрения, но приятная, как ни странно. А что ты хотел сделать со сценой "Виражей"?
— У вас тут на пеньке какой-то эстрадный танцор выступал или будет выступать, так он бы им за полчаса какой-нибудь драйв устроил. Получилось бы не так статично, мягко говоря.
— Что он им устроил бы?
— Драйв — это движение артистов на сцене.
— А это правда, что ты написал "Виражам" все песни? — ухмыльнулся недоверчиво Юрий Суренович Сааков.
— Да, правда.
— И очарована, околдована?