Второй кощей
Шрифт:
— Я понял смысл. Мне кажется, кто-то из правителей протащил сюда книжку Оруэлла.
— Это рубежник вашего мира? — с искренним любопытством спросил Рехон.
— Можно и так сказать. Но что там про Великие Города? Дай я угадаю, за все время никто так и не победил другого?
— В этом и есть смысл великого противостояния. Как только какая-то сторона начинает добиваться успеха, старые союзы разрушаются и образовываются новые. Как ты понимаешь, Матвей, в таких условиях проклятому гьяну можно вполне комфортно существовать.
Я кивнул. Ну да,
— Но ты вдруг решил вернуться за долгом в Фекой?
— Война близится к концу. Горолеш и Озираг дошли до Равнинного Предела. Скоро Нирташ выступит с мирным предложением. А если нет, надо будет лишь немного подождать — и союзники сами перессорятся между собой. Но сейчас господарю Левару нужны деньги. Поэтому он рассылает гонцов — собрать дань с подданных и вернуть долги. Признаться, когда я услышал про Фекой, то вызвался сам.
— Я думал, что ты перевернул эту страницу.
— Матвей, я всего лишь человек. Я слаб. Мне очень хотелось взглянуть в лицо Форсварара. Ведь он был одним из стражников, когда меня изгнали. И что самое обидное, нынешний правитель Фекоя меня не узнал.
— Что будет, если крепость не сможет выплатить долг.
— Ничего хорошего для них, — так же спокойно, как и прежде, ответил Рехон. — Мы войдем внутрь, обыщем каждый дом и вытащим все хоть сколь-либо ценное. А после заберем вещей ровно на тысячу монет лунным серебром. Если стражники попытаются нам помешать, прольется кровь. Потому что мы в своем праве.
Я закатил глаза. Как меня достало это выражение, одинаковое во всех мирах. Сколько зла, боли и страданий за ним скрывалось. Но в то же время я понимал логику Бедлама. Он вырос с этими максимами и не знал ничего другого. Око за око, зуб за зуб.
— Ты же знаешь, насколько беден Фекой. Все важные артефакты, оружие или зелья давно использованы.
Тут я покривил душой. Те самые травки, которые удалось выбить у Инги, явно тянули на пару сотен монет.
— У Форсварара есть кое-что ценное, — пристально посмотрел на меня Рехон.
— Если ты про Осколок, то уже нет. Он давно истончился, и правитель продал его чурам. Судя по тому, что они не смогли расплатиться с тобой, выручили они не очень много.
— Осколка нет?! — взгляд Рехона изменился.
Из добродушного и спокойного он стал цепким и серьезным. А до меня только теперь дошло — что я ляпнул лишнее. Все, что защищало Фекой, — понимание Рехона, что у них есть Осколок. И могу поклясться, что вся эта замануха правителя Ништара затевалась только ради того, чтобы завладеть Осколком. Скажу больше, они настолько в курсе плачевного состояния Фекоя, что даже сумму потребовали смешную, решив не зарываться. Ну серьезно, восемь сотен долга? Для любого ведуна, который крепко стоит на ногах, это просто смешные деньги. В смысле — сущие копейки.
И вот тут появляется такой красивый
Что теперь мешает Рехону просто войти в крепость? Хоть прямо сейчас? НИ-ЧЕ-ГО! Разве только я.
— Знаю, о чем ты думаешь, Бедовый Матвей, — в очередной раз подлил себе травяного отвара Рехон. — Я часто видел это выражение лица. Ты боишься. И могу сказать чего именно.
— Что ты войдешь Фекой и устроишь резню.
— Я не мясник, Матвей. Я наемник. И делаю лишь то, что может принести выгоду. Ты прав, если Осколка нет, то все, что я найду в крепости, — опустевшие артефакты и прочий мусор. И даже если я попробую действовать силой, то ты и твой спутник выступят на стороне Фекоя. Так?
— Да, — честно признался я.
— Судя по тому, что вы пришли вдвоем, вы обладаете какой-то силой, которую способны противопоставить мне. Выходит, нужны еще люди. Не думай, мое слово много значит в этих землях. И необходимых рубежников, жаждущих славы и денег, я найду. Но тут у нас складывается очень сложная и неразрешимая ситуация.
Я помолчал, как сделал бы невероятно умный человек. А что, Рехон же меня толком не знает, глядишь и прокатит. Бедлам воспринял все правильно. По крайней мере, продолжил рассуждать вслух:
— Просто уйти я тоже не могу. Господарь Нирташа спросит, почему я не выполнил поручение. Получается, что мы заложники сложившейся ситуации. Мы заперты здесь, пока что-то не поменяется, так?
Вопрос был из разряда моих любимых. В смысле, риторический. Поэтому я даже кивать не стал. А Рехон отпил немного травяного отвара и продолжил:
— Сегодня очень необычный день. Он не похож на тысячи однообразных дней, которые я провел, скитаясь по Скугге. Сегодня я узнал, что у меня есть отец.
— Почему ты тогда не отправишься к нему? Мы можем уйти вместе.
В ответ Рехон лишь горько усмехнулся:
— Скажи, часто в твоем мире появляются перебежчики из нашего?
Я покачал головой.
— И ты никогда не задавался вопросом, Бедовый Матвей, почему так происходит?
Пришлось опять многозначительно промолчать. Правда, теперь прокатить за умного точно не получалось. Но сейчас была другая ситуация. Каждое произнесенное слово грозило ухудшить текущее положение. Прям какой-то шахматный день. Сначала пат, потом цугцванг. Лишь бы до мата не дошло. Во всех смыслах этого слова.
— Те, кого Скугга благосклонно приняла в свои объятия, даже не помышляют о том, чтобы покинуть этот мир. Для них это нечто вроде позора. А те, кого прокляла… не могут.
— В смысле? — не понял я.
— Я не знаю, как именно это работает. Слышал, что даже некоторые из двух- или трехрубцовых проклятых рубежников проскакивали в ваш мир. Но гноссам нет прохода. Истинно проклятые, кто много раз возвышался в землях Скугги, попросту не чувствуют чуров. Они будто исключили нас из своей… жизни.