Второй полет Гагарина
Шрифт:
В начале декабря ожидался переезд в режимный и закрытый от посторонних глаз будущий Звёздный городок, ближе к макету корабля «Восток», где пройдут финальные тренировки. Несмотря на скученность — по две семьи в одной двушке, а там обещали по служебной квартире каждому, мы даже несколько жалели, что покидаем Ленинградку. Человек склонен привыкать. Кроме того, здороваясь с соседями, толкаясь со случайными людьми в автобусе или метро, мы и наши жёны продолжали жить в обычной среде. Никто особо не обращал внимания на дюжину молодых офицеров в фуражках с голубым околышем, шинелях, брюках навыпуск и тщательно начищенных ботинках, в Москве было очень много военных и вообще людей в униформе. Даже штатские спустя пятнадцать лет после войны, особенно мужчины постарше, донашивали что-то из армейской
Если кто-то предполагал, что будущие звездопроходцы, если не в транспорте, то уж точно выйдя у «Динамо» и по пути в институт обсуждали грандиозные задачи начинавшегося дня и брали на себя повышенные социалистические обязательства, то — нет. И дело даже не в режиме секретности. Службой мы были завалены по уши. Хотелось чего-то ещё. В тот год мужики страны болели футболом. В первом континентальном чемпионате сборная СССР заняла первое место, и никто даже предположить не мог, что ни она, ни когда-нибудь сборная Российской Федерации ничего подобного не осилит.
— Слышали? Виктор Понедельник из Ростова переходит в ЦСКА! — просветил нас Нелюбов. — Ну, теперь ЦСКА наваляет торпедовцам.
Понедельник, забивший решающий гол на чемпионате Европы, был героем года, его бы мог затмить разве что первый космонавт.
— Не спасёт он ЦСКА, — ворчливо заметил Титов. — Забил два гола в Европе, дело случая. Нет в ЦСКА настоящих звёзд. Вот «Торпедо» — молодцы! Я, считай, телевизор купил только чтоб смотреть, как играют Слава Метревели и Валик Иванов. В следующем году побьют ЦСКА как малышню в песочнице.
Он специально подначил, кинул яблоко раздора. «Торпедо» считался клубом автозаводцев, рабочего класса. Военные большей частью болели за армейские клубы — ЦСКА и Ростовский, нам, авиаторам, полагалось ещё симпатизировать команде «Крылья Советов», но те в футболе ничего собой не представляли. Главное, у нас был общий противник — народный московский «Спартак», порой демонстрировавший игру уровня «против лома нет приёма».
За время жизни в Москве мы всего пару раз вырывались на футбольные матчи, и туда было приятно ходить. Никаких металлодетекторов на входе и досмотра сумок, милиционеры вежливые-улыбающиеся, и при этом порядок вполне сохранялся. Болели страстно, но и в первом приближении не наблюдалось фанатских групп вроде тех, кто готов орать «Cпартак — чемпион, побеждает только он», даже если команда продула, и лупить всех несогласных бейсбольными битами, особенно фанатов «Зенита» или «Динамо».
С футбола перескочили на бокс. Тут разгорелся яростный спор, зачинщиком стал Быковский, возмущавшийся, почему Попенченко, чемпиона СССР, не выставили в Риме в составе олимпийской сборной, где наша команда взяла только одно боксёрское «золото». Николаев лучшим в этом весе считал Шаткова, чемпиона Олимпиады в Мельбурне.
— Зачем его было переводить в полутяжёлый? Какого чёрта? Он не успел освоиться и проиграл этому негру… Как его… Клею.
— Попенченко уделал Шаткова на чемпионате Союза. И негр его отметелил. Сбитый лётчик твой Шатков! — хохотнул Быковский. — А Попенченко себя ещё покажет. Забьёмся на пиво?
Они заключили пари, не зная, что «как его… Клей» — это в будущем один из самых прославленных боксёров планеты Мухаммед Али, и уступить ему в равной борьбе по очкам не так уж зазорно.
Что важно, наши лётчики, люди чрезвычайно занятые, семейные, отнюдь не лодыри, просиживающие по несколько часов ежедневно за телевизором с бутылкой пива в руках, чрезвычайно живо интересовались спортивными достижениями СССР, сердечно болели за всех
Трудности вроде проживания во временном бараке, как случилось с нами в марте, довольно быстро забывались и тоже служили своего рода предметом гордости — мы справились и выжили, не разрушилась от бытовых неурядиц ни одна космическая семья. Переезд шести семей кандидатов на первый полёт в Подмосковье ожидался без особой тревоги как плановый и более-менее организованный. Там уже были ясли-сад, куда и отправилась Ксения Юрьевна, Алла и Зина быстро пристроились в Лётно-исследовательском институте, после чего наши с Нелюбовым дальнейшие похождения были открыты жёнам как на ладони. Сарафанное радио моментально дополняло информацию, полученную каждой. Тем более, по соседству получили квартиры Титов, Николаев, Попович и Быковский, позже в Зелёный-Звёздный городок переселились все члены отряда космонавтов.
И это имело самые неприятные последствия. Об аварии «Спутника-6» Алла узнала даже чуть раньше меня. Она, от природы довольно тёмная, забрала Ксюшу из яслей, и ждала меня дома чернее тучи.
Это вообще неприятная ситуация, знакомая многим женатым, когда супруга молчит, насупившись, на вопрос «что случилось?» бурчит в ответ «ничего» либо «а будто ты сам не знаешь». Алла вообще воздержалась от комментариев, накормила дочку и отнесла её в манежик. Вернулась на кухню и отпустила тормоза. Такой злой не видел жену ни разу.
— Ты знаешь, что «Спутник-6» подорвали бомбой, чтоб не достался американцам? В вашем корабле тоже будет бомба? Тебя убьют также хладнокровно, как этих двух несчастных беспородных собачек?! Юра! Не молчи!
— Кто тебе сказал такую ерунду? Конечно — нет. Собаками пожертвовали, что и понятно, в космосе погибло уже много собак, обезьян, мышей — и у нас, и у американцев. Их расходуют, чтоб человек полетел абсолютно безопасно, — при слове «безопасно» она поджала губы в гримасе непоколебимого несогласия, а мне ничего не оставалось, кроме как продолжать гнуть ту же линию. — Знаешь, почему «Спутник-6» ушёл за территорию СССР? Автоматика не запустила тормозной двигатель для входа в атмосферу. Но собачка её тоже не включит. Кто-то из нас полетит в автоматическом режиме или с телеуправлением из ЦУПа, но предусмотрен переход на полностью ручное управление, если техника подведёт. Тебя к кораблю пускали? У него шикарный обзор через иллюминаторы из жаропрочного стекла. Если всё на свете откажет, даже связь с Центром управления пропадёт, я чётко вижу, где нахожусь. Когда буду пролетать над Европой, возьмусь за специальную рукоять и разверну корабль точно нужным образом, чтоб плавно войти в плотные слои атмосферы, запущу тормозной двигатель. Советский Союз, думаю — ты слышала, достаточно велик. В него точно попаду.
У Аллы по лицу покатились слёзы.
— Ты по-прежнему рассчитываешь лететь первым…
— Главное, чтоб мои корабль и ракета-носитель не были собраны в конце месяца.
Шутку она пропустила мимо ушей, да она и не отвечала эпохе. Много позже, когда на предприятиях гнали план в ущерб качеству, «сделанный в конце месяца» означало нечто из рук вон скверное. Космической отрасли это, правда, не касалось. Косяки здесь случались, но без привязки к декаде месяца.
Я ждал типично женского вопроса: если разобьёшься, что же с нами будет. Ей хватило ума не ляпать языком, не кликать беду. Передвинула табурет, обняла, прижалась.