Второй после Солнца. Часть вторая
Шрифт:
– Так, значит, это место для меня? – спросил я, возвращаясь к своей клетке. – А где же зелень? Я бы с зеленью хотел.
– Насчёт зелени – извини, – извинилась королева с ухмылкой от уха до уха, – но и без зелени район приличный, экологически чистый – ни тебе болотных испарений, ни дыма, ни гари, ни кишок выдранных, ни кожи содранной. Итак, я привела тебя на место, на хорошее место, – знаешь, какие драчки за такие места обычно устраивают? – я оказала тебе услугу. Чем мог бы ты оплатить её, как думаешь –
– Что я могу дать тебе взамен? Мою любовь и моё пгощение. Но ты получишь их целиком, если только окажешь мне ещё одну любезность: покажешь весь кгуг или хотя бы его основные достопгимечательности, – предложил я; какой же я, на фиг, цуцундр, если не умею торговаться?
– Это хорошая цена за мои услуги, – обрадовалась королева и тут же воспользовалась и моей любовью, и моим прощением. – Это была хорошая цена, – повторила она и ущипнула меня за локоть. – Смотри!
Я даже высунул язык от напряжения, но ничего особо нового не увидел.
Когда я обернулся, она бежала через поле колов, быстро-быстро семеня нескладными прозрачными ногами в зелёных прожилках.
Но я, конечно, догнал её и прижал к колу, на котором неистово извивалась чья-то несчастная тень. Лицо моё было пунцовым от возмущения, а душа кровоточила от колото-резаной раны, нанесённой тупым жестоким орудием – женским непостоянством.
– Я же заплатил тебе, значит я вступил с тобой в опгеделённые товагно-денежные отношения, тепегь ты обязана оказать мне ещё одну услугу согласно нашему контгакту, – поведал я ей; общение с сударем не прошло для меня даром.
Лицо её отразилось в моём и тоже стало пунцовым – но от стыда.
– Теперь ты – мой король, повелевай же мною! – почти пропела она; я только сложил ладошки домиком дабы наградить её аплодисментами, как она сделала попытку взобраться на кол, но кол-то был уже занят, и я схватился за ноги в зелёных прожилках, чтоб удержать её от нового побега, ещё более безрассудного, – а ведь она совершала их из-за меня, она совсем потеряла из-за меня голову!
– Негоже маленькому губошлёпистому цуцундгу становиться твоим коголём, негоже повелевать тою, котогая создана, чтобы повелевать тем, котогый, – сказал я с чувством, продолжая удерживать её за ноги.
– Я давала вам власть надо мной; вы от неё отказались. Означает ли это, что я не мила вам более? – спросила королева и залилась слезами.
Я поспешил успокоить её и перевести разговор на описание достопримечательностей населённого пункта, где мне предстояло, очевидно, когда-нибудь осесть – всерьёз и надолго.
– Кто это? – спросил я, имея в виду одного из наиболее типичных
– Кто жил, горя – тот светится теперь. Кто серым был – тот серым и остался. Тебе такая серость не грозит, – сказала она, уцепившись за эту возможность быть мне полезной и сказать мне хоть что-то приятное.
– А синие? Ужасные созданья, – синие вовсе не интересовали меня, но так я помогал ей вновь обрести веру в себя.
– По их чулкам им цвет определён. Держись от них вдали – целее будешь. Ну, голубые – это голубые, – хмыкнула она многозначительно, – зелёные – зелёные, коричневые – красные, а красные – коричневые…
Только мой глубокий зевок удержал её от дальнейших перечислений.
Зомбины радостно шли на казнь: казнь представлялась им на порядок меньшим злом, чем дальнейшее существование в бездуховности и безыдейности; они гуськом шли за Павлом, завороженные его игрой, а Павел, играя на горне пионерские песни, вёл их к реке, топить.
Близ берега им были явлены одетые в белое Псевдоаркаша с Лжегангой. Оба были с хорошего бодуна.
– Кто вы? – икнув, спросил Псевдоаркаша. – И куда это вы, понимаешь, намылились?
– Заговорщики мы, – отвечали Зомбины. – Казнить нас ведут. Топить нас, видимо, будут.
– Заговорщики! – радостно хлопнула в ладошки Лжеганга. – И как много сразу! Пошли, посмотрим, как их будут топить.
– Да ну их на фиг, – икнув, сказал Псевдоаркаша, – с них и поиметь-то нечего, а того и гляди, сами чего отнимут – заговорщики, одно слово.
И они пошли своей дорогой, а Зомбины с Павлом пошли своей.
Дойдя до середины реки, Павел остановился и опустил горн. Вода доходила ему лишь до пояса.
– Виноваты мы, осудили нас, приговорили нас – однако, казнить нас надо! – требовали Зомбины, тщетно пытаясь утонуть.
– Поздно казнить, – сурово сказал Павел. – Надо было раньше просить о казни.
– Данной мне властью я заменяю вам казнь на трудотерапию, – объявил Павел мягким, вдумчивым голосом. – Мы пойдём строить новую фабрику. Мы построим её и будем вместе работать на ней. Не торговать гнилым заморским барахлом, а производить нашу, отечественную, так нужную стране продукцию и тем самым строить новую, лучшую жизнь.
– Если хотите лучшей жизни – её нужно строить, никто за вас её не построит, – блеющим голосом добавил Павел.
– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – строгим, но вдумчивым голосом подвёл черту Павел.
И Зомбины, согласившись, что так оно, наверное, и к лучшему будет, дружной колонной через старый город Зомбинов пошли на новое, триединое место: на место строительства новой фабрики, нового города и новой жизни. Каждому Зомбину дозволено было взять с собой только самую дорогую вещь. И один Зомбин тащил с собой клетку с канарейкой, другой – кошку, третий – коллекцию марок.