Вторжение Бурелома
Шрифт:
Уже без десяти одиннадцать я была на вокзале. И Лева тоже был там.
– Ну, молодчина. Бежим. Электричка сейчас отчаливает, а следующая через два часа. Я уж волновался...
Он подхватил мой рюкзачок, заботливо собранный мамой, и мы понеслись.
В будний день народу за город ехало немного, так что мы расположились очень удобно. Я посмотрела за окно: солнце, снег, дачные постройки... Меня захватила перспектива глотнуть свежего загородного воздуха - оказывается, мне так его не хватало.
А Лева говорил:
– И что еще мне в тебе нравится: отсутствие дешевого кокетства.
– Так ты разочарован?..
– иронизируя, перехватила я комплимент.
– Да ты что!.. Я был бы жутко разочарован, если бы пришлось менять планы.
– Ты этого не любишь?
– Есть грех.
– А еще есть в тебе грехи?
Я вспомнила реакцию Бурелома на разговор о нем самом и решила воспользоваться проверенным ходом.
– Давай, расскажем друг другу о своих грехах. Ты - первый.
– Да ни за что!
– возмутился Феникс.
– Перед тобой - только в розовом свете!
– Или, - снова подхватила я, - в пламенных тонах!.. Расскажи, как вы там горите? Это не страшно?
– Когда есть знания и подготовка - ни черта не страшно!
– лихо отрапортовал Лева.
Мы рассмеялись. Господи, как же мне было легко с ним, как замечательно. И мне так нравилось его мужское внимание.
– Хотя, если хочешь серьезно, - отсмеиваясь еще, продолжил Лева, - то без осторожности и страховки, тысячу раз проверенной, отработанной поэтапно, по деталям - в нашу профессию лучше не соваться. Помню, падаю я как-то с четырнадцатого этажа - уже тело у меня пошло, уже падения не остановить - и показалось мне в последний момент, что у оператора что-то с камерой не ладится. "Ну, - думаю, - помоги, господи, благополучно приземлиться! Я тебе покажу - второй дубль!.. Ты у меня сам прыгать будешь!.. Попрыгаешь, растакую мамашу!"
– Ну и?..
– Да еще раз сто прыгнуть пришлось, - сказал он небрежно.
– Ему?
– Как же - ему!..
– в голосе Феникса звучали неприкрытые хвастовство и гордость.
– Вот уж не думала, что каскадеры вроде рыбаков - так и норовят преувеличить свои подвиги! Феникс рассмеялся:
– Не обращай внимания: в каждом из мужчин живет маленький Том Сойер, выступающий перед девочкой своей мечты - Бекки...
– Ну так то - Бекки, а то - я...
– Не вижу разницы, - заметил Лева и взял меня за руку.
Рука у него была горячая, крепкая, и от нее исходила такая резкая чувственная волна, что в одно мгновение се импульсы захватили все мое тело. Я была беззащитна и открыта этому напору. И была счастлива своей открытости.
Мы еще присматривались друг к другу, мы еще пытались осознать, что же это так накатывает на нас, но обоюдная зависимость уже прочитывалась слишком явно.
– А почему ты сейчас без работы? Спроса нет?
– произнесла я, чтобы немного снять напряжение.
– Спрос-то как раз есть. Но ведь надо же быть довольным конечным результатом - правда? А тут, пока ковыряешься с каждым трюком, пока придумываешь нечто сногсшибательное и головокружительное - да, интересно. Да, захватывает. И на экране за свою работу - не стыдно. Порой покруче Голливуда. А сам фильм - не при красивой женщине будь
Лева снова улыбнулся.
Я его отлично понимала. Понимала, может быть, как никто другой.
– Знаешь, когда я увидела тебя в первый раз, так и подумала: "красивый голливудский волк"...
– Нет, Маша, тут ты не права. Я хоть и не овца, но волков терпеть не могу.
И опять его слова отозвались во мне эхом понимания - полного понимания.
Потом Феникс научил меня скатываться с горы. Горку он выбрал для начала невысокую и пологую. Мне было страшно и на ней, от страха я, конечно, не удержалась на ногах и упала. Лева тут же оказался рядом, помог подняться и аккуратно стряхнул с меня снег. Но уже второй спуск мне удался - Лева замечательно объяснял и показывал, что нужно делать. А на третий раз мне уже нравилось мчаться вниз. Остановилась я даже с некоторым, напоминающим шик, разворотом.
– Ну вот, в будущем году поедешь на зимнюю олимпиаду в Лиллихаммер, зубоскалил Феникс.
И мой ответный смех был несомненно счастливым смехом.
Катались мы часа два, но и их мне хватило, чтобы вовсю насладиться чистым воздухом, солнцем, яркой белизной снега, да к тому же - изрядно утомиться.
В доме совершенно не чувствовалось ни женской руки, ни порядка. Но было тепло, и тепло это приятно расслабляло.
Лева, кажется, откровенно любовался мной, когда я за обе щеки уписывала жареные куриные окорочка и запивала их горячим кофе из термоса.
– Ну, что - нагуляла аппетит, артисточка?
– Еще какой!
– весело откликнулась я. Он тоже ел с большим энтузиазмом.
– Знаешь, - сказал он вдруг, - у одного английского ученого я прочитал, что неумение наслаждаться чувственностью равно неумению наслаждаться едой. Похоже, что с едой у нас порядок?
Меня всколыхнуло, если мерять по землетрясениям - баллов этак на пять. От Левиных глаз это не укрылось. Он был доволен произведенным эффектом. Бабник! Ну и пусть бабник! Может, мне нравятся именно бабники!.. Этот, во всяком случае, нравился очень...
– Ваше заявление, - сказала я с некоторой даже дрожью в голосе, звучит, как предложение проверить наше умение и по второй составляющей. Я не ошиблась?..
Я старалась говорить небрежно, якобы шутя. Но волновалась смертельно, и волнение мое было слишком очевидно.
– Хочешь сигарету?
– Лева уклонился от ответа, и меня это задело.
– Не курю, ты же знаешь.
– Многие только прикидываются некурящими. Бережешь здоровье?
Я отвечала машинально, потому что никак не могла понять, что происходит.
– Скорее, голос. Он у меня хоть и неплохой, но не настолько сильный, чтобы подвергать его ненужным испытаниям.
– Что меня в тебе поражает, так это рассудительность не по годам, засмеялся Лева.
Да что он, издевается надо мной?! Я занервничала: нет ничего позорнее, чем предложить себя и получить отказ.
– Ну, ты-то без рассудительности тоже не смог бы падать с четырнадцатого этажа...
– Да, конечно. Однако, безрассудство - тоже немаловажная профессиональная черта...