Вторжение
Шрифт:
— Как по мне это решение очевидно. Странно другое. Отчего ни мой предшественник, ни кто из вас не озаботились укреплением этого рубежа?
— Не совсем так. Генерал Кишинский как раз-таки настаивал на необходимости усиления фланга, да вот только…
— Что?
— Кирьяков его и слушать не стал, а светлейший князь не счел необходимым вмешиваться в уже утвержденную диспозицию.
— А прочие?
— А что прочие? Так уж у нас заведено, перед начальством не умствовать… А, что во флоте разве по-другому?
Первым моим побуждением было нахамить
— Да какое там, Павел Александрович. Сплошное «чего изволите»… я потому и оттираю в сторону заслуженных адмиралов, чтобы молодежь двигать. Таких что еще думать не разучились и на поступки способны! Будут ошибаться? Не беда! Дров наломают? Тоже переживем! Главное чтобы тиной не зарастали…
— Любопытный вы человек, Константин Николаевич… — задумчиво заметил генерал и, кажется, сделал для себя кое-какие выводы.
— Вот уж ничуть, — усмехнулся я, и снова подозвал к себе почтительно отставшего Лихачева.
— Вот что, друг любезный. Сдается мне, французы второй раз на одни и те же грабли не наступят и больше сюда не полезут. Поэтому оставь на проходах по роте в качестве охранения, а остальных отведи и держи наготове. Тоже касается и митральез. Чует мое сердце, твои орлы нам сегодня еще понадобятся.
— Слушаюсь! Вот только…
— Что?
— А если Боске все-таки рискнет еще раз? Удержать такой фронт силами двух рот против целой дивизии…
— А кому сейчас легко? Впрочем, если боишься не справиться, там целый батальон Минского полка в Аклесе без дела стоит. Пособят если что. Ну и артиллерии тебя никто не лишает. Все, ступай!
После того, как наступление дивизии Боске захлебнулось тяжесть сражения переместилась ближе к центру, где на позиции Брестского и Белостокского полков навалилась дивизия принца Наполеона.
Впереди шли густые цепи стрелков и зуавов из 1-й бригады генерала Моне, следом за ними катилась, стремясь занять позиции как можно ближе к реке артиллерия, а дальше мерно маршировали, блестя на солнце штыками, построенные к атаке батальонные колонны пехоты.
Зрелище надвигавшейся массы войск завораживало. Иногда даже казалось, что нет силы, способной остановить эту великолепную и хорошо отлаженную машину, в которой одетые в форму люди были всего лишь винтиками. Но стоило передовым отрядам противника подойти к берегу Альмы, как в дело вступила русская артиллерия.
Первый же залп укрытых в эполементах пушек хорошо проредил густые цепи французов, после чего наши канониры перешли на беглый огонь гранатами. То и дело разрывающиеся в воздухе снаряды буквально выкашивали плотные ряды вражеской пехоты, раз за разом собирая кровавую жатву. И, тем не менее, наследники славы великого корсиканца продолжали упорно идти вперед.
Первыми, как и следовало ожидать, наших укреплений достигли зуавы 2-го полка, хорошо заметные благодаря своему экзотическому обмундированию.
— Надо же, как турки расхрабрились! — немного удивился плохо разбиравшийся
Находившиеся под его командой морские стрелки произвели дружный залп, разом убавивший энтузиазм покорителей Африки. Затем последовал еще один, после чего матросы десантного батальона перешли на беглую стрельбу. Укрытые за брустверами матросы методично расстреливали находящихся внизу вражеских солдат и офицеров, совершенно не опасаясь ответного огня.
А когда понесших значительные потери зуавов догнали колонны 3-го морского полка (имелся и такой в составе 3-й дивизии французов), к делу подключилась русская пехота. И пусть их гладкоствольные ружья не могли сравниться по дальности и точности с куда более современными штуцерами, на таком расстоянии и при залповой стрельбе это не имело особого значения. Наступление французов застопорилось, а затем…
Что должен сделать хороший строевой офицер, видя перед собой стройные шеренги врага? Разумеется, построить собственных подчиненных и повести их на супостата, чтобы, так сказать, отведали силушки богатырской! Потому как сам великий Суворов завещал, что пуля она непременно — дура, а штык – молодец!
Генерал-майор Андрей Осипович Брунер, это мнение, безусловно, разделял и потому, видя, что противник замешкался, пришел к выводу, что пора пришла. и приказал подчиненным строиться. Но на его счастье или беду, тут уж как посмотреть, эти движения были хорошо видны с моего командного пункта.
— Что там происходит? — удивился я, разглядывая открытые с тыла люнеты через подзорную трубу.
— Брунер собирается контратаковать, — мрачно заметил Любимов, после чего, неверно истолковав мое удивление, добавил. — Рискованно. Лучшие батальоны Брестского и Белостокского полков теперь на Кавказе, а у него одни запасные. Да у них даже замки на ружьях кремневые!
— Черт! Юшков, немедленно ординарца к Брунеру. Войска вернуть назад, генерала ко мне!
— Разумно ли оставлять подчиненных без руководства во время боя? — попытался возразить Гогинов.
— Лучше уж совсем без руководства, чем с инициативным болваном!
К счастью, большой крови удалось избежать. Вышедшие было на обратный склон батальоны вернули, но даже за эти несколько минут, зуавы успели нанести им существенные потери, убив и ранив трех обер-офицеров и почти два десятка нижних чинов.
Пока войска принца Наполеона сражались, части 2-й дивизии, командование которой сохранил за собой генерал Канробер, предприняли попытку прорваться восточнее деревни Алма-Тамак, где их встретили батальоны Минского и Московского полков под командованием Тимофеева.
Случись их стычка в любой иной местности, преимущество возможно оказалось на стороне хорошо вооруженной легкой пехоты французов. Но вынужденные подниматься по узкой дороге их части слишком уж растянулись. Так что перед почти четырьмя тысячами русских солдат при восьми пушках, оказалось едва ли более полутысячи зуавов и шассеров…