Вторжение
Шрифт:
— Кто это мистер Роквел? — поинтересовался он у вахтенного начальника.
— Полагаю, «Миранда».
— Лайонс наконец-таки вернулся? Отличная новость!
— Надеюсь, они провели время с большей пользой чем мы.
— Уверен в этом. Старина Эдмунд из тех, кто никогда своего не упустит…
— Одно непонятно, сэр. Отчего они держат под парами машину? Неужели им удалось раздобыть уголь?
— Действительно странно…
Пока они так беседовали, принятый ими за «Миранду» корабль оказался еще ближе, так что можно его было разглядеть во всех подробностях.
— С вашего позволения, сэр, — нерешительно заметил сигнальщик, — не
— В самом деле, — насторожился лейтенант. — Это какой-то другой корабль.
— Вероятно в адмиралтействе узнали о нашей скуке и прислали еще кого-то, — отмахнулся Сеймур. — Надеюсь, у них найдутся свежие газеты…
— А вдруг это русский рейдер?
— Вы с ума сошли, мистер Роквел! Корабль этого негодяя Бромми колесный. Разве вы видите на этом судне колеса? К тому же что этому пирату делать в здешних водах? Тут нет добычи даже для нас… что, черт возьми они делают?
Пока они так беседовали, незнакомец оказался еще ближе, после чего на нем открылись орудийные порты, из которых выглянули стволы пушек.
— Боже правый! — успел пробормотать Роквел, глядя как на оказавшемся вражеским корабле спускается Юнион Джек, а вместо него появляется крест святого Андрея. — Тревога!
Последняя команда, впрочем, немного запоздала. Ударивший по ним картечный залп снес с палубы все, включая двух незадачливых офицеров, избавив их таким образом от позора потери своего корабля. Затем «Аляска» подошла к самому борту и «Бриск» захлестнула волна абордажников. Никак не ожидавшие подобного удара судьбы английские моряки пытались сопротивляться, но силы оказались слишком неравны.
К тому же перед началом боя Шестаков отдал совершенно недвусмысленный приказ — «пленных не брать»! Некоторые офицеры пытались возмутиться подобной жестокостью, но капитан второго ранга остался непреклонен. Адъютант губернатора совершенно неожиданно поддержал его.
— Если бы вы видели, господа, что творили в наших водах «просвещенные мореплаватели», вы бы не стали настаивать на столь уж скрупулезном соблюдении законов войны!
Что же касается непосредственных участников схватки, то ирландцам понятие милосердия и без того было чуждым, а остальные просто последовали их примеру. Примерно через полчаса все было кончено, и в распоряжении русских оказался еще один винтовой шлюп, на сей раз совершенно исправный.
— Что ж, барон, — спокойно наблюдая как его подчиненные выбрасывают за борт трупы заметил Шестаков. — Отстрелялись вы выше всяких похвал!
— Благодарю за высокую оценку, господин капитан второго ранга, — с пасмурным видом отозвался старший артиллерист «Аляски» фон Таубе.
— Уверен, прапорщиком вам теперь оставаться недолго…
— Иван Алексеевич, — неожиданно горячо заговорил молодой человек. — неужели без этих жестокостей никак нельзя было обойтись?
— Знаете, Карл, — усмехнулся в ответ Шестаков. — Я иной раз удивляюсь, как присущая вам немцам сентиментальность может уживаться подчас с невероятной жестокостью. И не морщьтесь так. Дай вам волю вы бы это прекрасный корабль могли запросто пустить ко дну со всем экипажем и не чувствовать при этом никакого раскаяния.
— Но это же совсем другое!
— Нет, друг мой. Никакой разницы-с. И в том, и в другом случае ничего дурного не сделавшие лично нам люди отправляются на корм морским гадам. Так что прекращайте корчить из себя бедного Вертера [3] и пойдемте осмотрим наш трофей.
Добыча оказалась поистине царской.
Дальнейшее было делом техники. Дождавшись возвращения остальных кораблей, благо те приходили поодиночке, Шестаков усыплял их бдительность, после чего следовала неотвратимая расправа. Первым в начале сентября в его сети попался флагманский корвет самого сэра Эразмуса Омманнея «Эвридика».
Ничего не подозревающие британцы спокойно встали на якорь между «Бриском» и стоящим поодаль незнакомым кораблем. Команде разрешили сойти на берег, что называется размять ноги после долгого плавания. Затем флагман вызвал к себе подчиненных, но вместо этого получил залп с двух сторон и десант. Вооруженные «Шарпсами» и револьверами абордажники так поразили совершенно неготовых к бою англичан, что они сдались практически без сопротивления, включая раненого сэра Омманнея.
Последним актом развернувшейся в этом суровом краю драмы стал разгром французов. Когда фрегат «Психея» и бриг «Ле Бомануар» подошли к Сосновцу, их встретили салютом сразу три корабля. Но стоило им встать на якорь, как флаг союзной Великобритании заскользил вниз, а вместо него появилось белое полотнище с косым синим крестом, шлюпы и корветы, с разведенными парами двинулись к французам и практически одновременно загремели первые выстрелы.
Главное внимание досталось конечно же фрегату. При учете, что его команда насчитывала почти четыре сотни моряков, об абордаже и речи не могло идти. Шестаков заранее распорядился расстрелять «Психею» из пушек. Причем, если с «Аляски» старались бить по верхней и орудийной палубе, то сборные расчеты британских трофеев, не мудрствуя лукаво лупили прямо по корпусу, благо на таком расстоянии не могли промахнуться даже самые неопытные канониры.
Первые же попадания вывели из строя большую часть французских офицеров, а те, кому удалось уцелеть, стали мишенями для многочисленных русских стрелков. Ничуть не меньшие потери понесла и команда. Взрывы тяжелых бомб с легкостью проламывали деревянные борта и взрывались, поражая деморализованных матросов осколками и целыми тучами щепы.
Особенно тяжелые повреждения наносили снаряды 68-фунтовых пушек, пробивавшие обшивку неудачливого фрегата насквозь и разрывавшиеся внутри, круша все на своем пути. Случись хоть одному из них достичь крюйт-камеры избиваемый корабль немедленно взлетел бы на воздух, но, к счастью, этого не случилось. Однако и полученных повреждений было довольно, чтобы избиваемые французы выкинули белый флаг. Правда случилось это только после третьего залпа…
А вот командовавший бригом лейтенант соображал быстрее и спустил французский триколор раньше, чем его корабль получил хотя бы одно попадание. В связи с чем, потерь на «Ла Бонамуаре» практически не было.
— Черт меня раздери! — вытер пот с вымазанного пороховой гарью лба, изумленный до глубины души О’Доннелл. — Если бы я не видел все это собственными глазами, то не поверил бы ни единому слову!
— Тем не менее, мы это сделали, — оскалился в хищной улыбке Шестаков, после чего обернулся к остальным и с не слишком свойственной ему торжественностью провозгласил. — Поздравляю, господа! Экспедиция союзников на Белом море на этом может считаться законченной.