Вторжение
Шрифт:
Появление в Архангельске «Аляски», приведшей сразу четыре приза (французскому фрегату не повезло, и от полученных повреждений он все же затонул), один из которых был паровым, произвело настоящий фурор. А известие об успешной обороне Колы и захвате еще одного британского шлюпа добили общественность окончательно, в один миг превратив и командира «Аляски» и всех его подчинённых в национальных героев. Авторитет русского флота в глазах общества поднялся после Аландской и Беломорской кампаний на прямо-таки недосягаемую прежде высоту.
Все участники этой славной эпопеи получили щедрые награды и произведены
[1] Практически все офицеры РИФ заканчивали Морской корпус и в силу этого друг друга знали или хотя бы имели общих знакомых. Остальные как правило поступали во флот юнкерами, после чего получали возможность сдать экзамен на офицерский чин. Что касается Шестакова, то он был отчислен из корпуса за нарушение дисциплины, после чего некоторое время служил юнкером на Черноморском флоте.
[2] База интервентов располагалась на острове Сосновец, лежащем в проливе Горло Белого моря как раз почти на широте Полярного круга.
[3] Вертер — персонаж сентиментального романа Гете.
Глава 21
Еще совсем недавно мне казалось, что жизнь русского аристократа, занимающего к тому же высокую должность в бюрократическом аппарате империи расписана по минутам и не оставляет практически ничего на то, что в покинутом мною будущем называется личной жизнью. И только теперь, оказавшись во главе воюющей армии и флота, я понял, что такое настоящий цейтнот.
Впрочем, меньше всего времени отнимали у меня как раз дела морские. С ними прекрасно справляется адмирал Корнилов, а мне остается только поддерживать его во всех начинаниях и отфутболивать жалобщиков. Да уж, чего в пока еще не осажденном Севастополе хватало, так это любителей писать разного рода пасквили, доносить до мнения начальства об иногда действительных, но гораздо чаще мнимых недостатках, а также вольнодумстве.
Причем ведь общеизвестно, что великий князь Константин, то есть я, придерживается либеральных взглядов и крайне не любит доносчиков, а вот поди ж ты! Количество кляуз только нарастает, и ладно бы только анонимок, так ведь некоторые благонамеренные господа лично стремятся прорваться на прием, чтобы открыть глаза царскому отпрыску! Трясут седыми бакенбардами, звенят орденами и медалями времен отражения нашествия «двунадесяти язык», отнимают время…
С делами армейскими все гораздо хуже. Большинство генералов смотрят на вашего покорного слугу, как на чужака имевшего наглость вторгнуться в их епархию и поучать заслуженных генералов как правильно маршировать, вздваивать ряды и устраивать плац-парады. Противодействовать в открытую пока не решаются, но палки в колеса втыкают на каждом шагу.
К тому же войск становится все больше. Буквально через несколько дней после Альмы к нам стали прибывать по отдельности полки Резервной Уланской дивизии барона Корфа, конной бригады Рыжова, а также 10-й, 11-й и 12-й пехотных дивизий под командованием соответственно Соймонова, Павлова и Липранди. Из всех новоприбывших генералов я более
Августейший папенька, к слову сказать, оказался совсем не чужд технического прогресса и, получив по телеграфу краткую реляцию о «деле на реке Альме», так же быстро прислал свое монаршее благоволение доблестной армии. Обещание щедрых наград всем отличившимся и уже лично мне статус Верховного главнокомандующего всеми войсками в Крыму с правами генерал-губернатора во всех прилегающих к Крыму губерниях.
Но все-таки большинство его посланий по-прежнему пишутся на бумаге и прибывают к нам с фельдъегерями.
Так вот по поводу начальника 12-й дивизии государь сказал буквально следующее — «Генералу Липранди можно поручить отдельный отряд, и на него можно смело положиться как на опытного полководца». Из уст человека органически не переносившего всякое самовольство — это высшая похвала!
В общем, надо познакомиться с ним поближе, глядишь, появится у меня новый «Корнилов по сухопутным делам». Пока же работаем с тем, что есть, причем чем дальше, тем больше у меня желание разогнать всю эту «камарилью» и доверить командование более молодым офицерам не потерявших еще умения нестандартно мыслить. Полковники с такими качествами встречаются гораздо чаще, чем генералы.
Взять хоть последний случай. Сразу после сражения я приказал собрать все оставшееся на поле боя оружие, обратив особое внимание на штуцера. Исполнено все было быстро и самым тщательным образом, тут ничего не скажу. Однако все найденное совершенно спокойно отправили в арсенал, не сделав даже попытки увеличить в своих частях количество стрелков с винтовками.
Более того, в дальнейшем большинство начальства всячески открещивалось от получения трофеев, мотивируя это непривычными калибрами и сложностью устройства, недоступном пониманию «темных солдатских масс». При том, что в преимуществе нарезного оружия успели убедиться все.
И собрали, к слову сказать, не так чтобы мало. В общей сложности около двух тысяч единиц разных систем и калибров, не считая гладкоствольных. Вместе с тем, что уже прислано отечественными заводами, можно было в каждом полку вооружить хотя бы одну роту, но…
— Боюсь, Константин Николаевич, что ничего хорошего из этого не выйдет, — усмехнулся услышавший мои рассуждения Лихачев.
— Это еще почему? — возмутился я.
— Генералы не знают, что с ними делать. Если приказать, конечно, выполнят, но вот как… вполне могут вооружить ими разного рода нестроевых. А что, им стрелять редко приходится, стало быть, разница в калибре и трудность изготовления пуль особых проблем не доставят.
— Типун тебе на язык! Хотя с них станется… Что предлагаешь?
— Ну, вариантов, в общем-то, два. Можно пойти по уже апробированному пути и вооружить ими отдельные батальоны из лучших стрелков, надерганных из разных частей.
— Вроде наших морских?
— Именно. Правда в этом случае придется потратить довольно много времени на обучение и боевое слаживание. Все же новая тактика будет непривычной не только для солдат, но и господам армейским офицерам, — с извечной иронией флотского по отношению к пехоте закончил мысль капитан второго ранга.