Вторжение
Шрифт:
— Если Каткарт немедленно не отступит, — проворчал командующий 3-й британской дивизии, — ему придется худо, и мы ничем не сможем ему помочь. Лесли, мальчик мой, — велел он юному ординарцу, — скачите к нему и передайте, что я вынужден отойти и чертовски рекомендую ему сделать то же самое.
— Слушаюсь, сэр! — восторженно отозвался молодой человек и сломя голову понесся выполнять приказ.
Увы, старый и опытный Ингленд еще не знал, что генералы Каткарт и Ли-Голди уже погибли и потому не могут воспользоваться его советами. Неорганизованный отход практически разбитой 4-й дивизии британцев определил исход
Но это было еще не все. Стоило противнику начать отход к Тарханлару, добившийся своей цели Тацына, вспомнил мои слова о вражеском лагере. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, казаки и гусары с ходу форсировали Альму и, опередив неприятеля, понеслись к оставшемуся практически без присмотра чужому добру.
Никак не предполагавшие подобного удара судьбы Раглан с Канробером, с ужасом смотрели на летящую во весь опор вражескую кавалерию, но так и не смогли ничего предпринять. Единственными на кого они могли сейчас надеяться, оказались остававшиеся в лагере саперы и нестроевые.
И кто знает, найдись среди них решительный и хладнокровный офицер, им возможно удалось бы если не отразить удар, то хотя бы уменьшить полученный ущерб, не давая противнику безнаказанно громить обоз. Однако такого человека не нашлось, а все попытки организовать сопротивление оказались тщетными.
Поднаторевшие в ночных налетах донцы в мгновение ока перекололи пиками саперов, а те немногие кому удалось уцелеть, нашли свою смерть под саблями гусар. А затем начался неудержимый погром. Из-за нехватки времени пленных никто не брал. Все что можно было уместить в торока, было захвачено, остальное сломано или предано огню. А когда казаки добрались до артиллерийских парков и складов с порохом и патронами, грянуло так, что небу стало жарко.
Разорив английскую часть лагеря, казаки хотели было наведаться и к французам, но не успели. Заметив стремительно возвращавшуюся легкую пехоту французов, Тацына решил, что слишком хорошо — тоже не хорошо.
— Эй, станичники! — загремел его голос. — Погуляли и будя, пора и честь знать!
— Еще б трошки, батька! — загомонили только вошедшие во вкус казаки, но полковник оказался непреклонен.
— На конь и ходу, сукины дети!
Командовавшие гусарами Халецкий и Бутович смотрели на творившуюся вокруг них вакханалию со смесью отвращения и страха. Идти в бой под командованием простого казака казалось для природных шляхтичей почти оскорблением. С другой стороны, их полки, а значит и они сами сегодня отличились и, стало быть, могут рассчитывать на награды. Против добычи они в общем тоже не возражали, но нарочитое отсутствие дисциплины и порядка казалось привыкшим к плац-парадам генералам настоящим потрясением основ.
Этот налет стал последним актом трагедии, развернувшейся на берегах Альмы в этот теплый и по-крымски солнечный сентябрьский день. Вернувшиеся в разоренный лагерь союзники нуждались в отдыхе и не могли даже помыслить о немедленном продолжении сражения.
Наше положение, впрочем, оказалось немногим лучше. Фронт мы, конечно, удержали, но цена оказалась чрезмерно высока. Мы лишились убитыми и ранеными по меньшей
Уже в темноте я собрал уцелевших и что немаловажно оставшихся со своими полками командиров и официально объявил.
— Господа, я принимаю на себя управление армией! С этого часа ничьи приказы без моего утверждения более не действительны. Надеюсь, возражений ни у кого нет?
Поскольку судьба Кирьякова немедленно стало общеизвестной, желающих оспорить мое решение не нашлось. Более того многие офицеры его безусловно поддержали. Похоже, Александр Сергеевич и раньше не пользовался среди них особым авторитетом, а после постыдного бегства и вовсе лишился его остатков.
— В таком случае, прошу доложить о состоянии вверенных вам частей.
Картина выходила мрачная. Многие полки, в особенности в 16-й дивизии лишились до трети личного состава и значительной части офицеров. Несмотря на это, армия сохранила боеспособность и готова была сражаться, если бы не одно — «но». Оказалось, что мы практически исчерпали боеприпасы. Особенно критическое положение сложилось в артиллерии.
— Ваше императорское высочество, — Поднялся генерал Кишинский, — Оставшихся ядер и картечи хватит самое большее на час боя. Гранат нет вовсе.
— Патронов не хватает, — мрачно подтвердили и Гогинов с Тимофеевым.
Хрущов промолчал, его полк сражался больше в штыки, но на общем фоне это уже не имело принципиального значения.
— Лихачев, у твоей бригады как дела?
— Еще день продержимся, но не более.
— С эдакой скорострельностью? — не смог сдержать удивление помалкивавший до сих пор Горчаков.
— Мы взяли двойной запас, ваше превосходительство, — пояснил ему командир бригады.
— Это вы правильно сделали. Какие потери понесли аландцы?
— Пятьдесят два убитых, полторы сотни раненых. «Шарпсы» отыскали и собрали все до одного. Особо высокие потери в батарее Алымова.
— Доложили уже про его геройство… Сам-то хоть жив?
— Что ему сделается, — скупо усмехнулся моряк.
— Понятно, — кивнул я, после чего ненадолго погрузился в раздумья.
— Что будем делать? — первым не выдержал все еще не знавший как ему себя вести Горчаков.
— Хочешь что-то предложить?
— Никак нет, — отчаянно мотнул головой генерал. — Но готов выполнить любой приказ вашего императорского высочества!
— Тогда отступаем. Первым уходит обоз с ранеными. За ним артиллерия и пехота. Тацына на тебе прикрытие.
— Надо бы людей выделить, чтобы костры на бивуаках палить, — подсказал казак.
— Их же все равно за гребнем не видно.
— Так надо зажечь, так чтобы видели!
— Верно. Возьми батальон пластунов. Они сегодня в деле не были, так пусть послужат ночью.
Однажды я уже возвращался после тяжелого сражения. Но тогда это был триумф после победы. И хоть наши потери были немалыми мы все от адмиралов и генералов до последнего нижнего чина были триумфаторами. Теперь же, несмотря на все принесенные жертвы и неимоверные усилия, наша армия, едва выдержав натиск противника, была вынуждена отступать. Да, это не разгром, но радости на душе точно нет. Надеюсь, все было не напрасно.