Введение в философию желания
Шрифт:
Оба философа говорят о желании как о необходимости, но по-разному объясняют причину такой необходимости. Шопенгауэр находит эту причину в природной необходимости. Фуко видит необходимость желания как порождение дискурса (культуры), который навязывает людям идею исключительной важности сексуального желания. Подразумевается, что и Шопенгауэр, и Фуко приветствуют свободу. Но у них не остается того, кого они могли бы этой свободой наделить, – человека как личности.
Объявляемое функцией языка, желание у Лакана становится бессмысленной и бесцельной работой различения. В результате утрачивается само понятие личности как единого центра, «Я». Субъект растворен, навсегда потерян в бесконечной работе нужды, запроса и желания. В концепции Бодрийяра желание – результат то социальной необходимости, то требования родовых сил, или вообще – «механика и физика плоти». Как следствие такой интерпретации
Мы увидим далее, что, как только философ извлекает смысл свободы и индивидуальности из понятия конкретного желания, как только желание утрачивает привязку к конкретной личности, – сам человек как автономия, как суверенный дух и суверенное индивидуальное сознание исчезает. Философия при этом, что очень важно отметить, неизбежно приобретает пессимистическое звучание.
Желание как «воля и необходимость» (Шопенгауэр)
В конкурсном сочинении на тему о свободе воли А. Шопенгауэр показывает, что заключающее из себя самого о своей свободе самосознание ошибается. Заключение о свободе воли из утверждения «Я могу делать то, что я хочу» порождено не более чем иллюзией, что именно в сознании следует искать доказательство свободы воли, в том смысле, что она, «вопреки всем законам чистого рассудка и природы, есть нечто, ставящее свои решения без достаточных оснований, решения, которые при данных обстоятельствах у одного и того же человека могут оказаться как такими, так и противоположными [69] (с. 75). Шопенгауэр приводит замечательный пример с окончившим дневной труд человеком, который по дороге домой говорит себе, что он совершенно свободен, так как может сейчас пойти в ресторан, встретиться с приятелем, прогуляться по улицам и т. п., но который не делает ничего подобного и совершенно добровольно идет домой, к жене. Эта свобода, говорит философ, также сомнительна, как свобода воды, которая может сказать, что она свободна сейчас подняться на такую-то высоту, вскипеть и даже исчезнуть при температуре кипения, но добровольно остается спокойной и ясной в зеркальном пруду (с. 75). Шопенгауэр настаивает на том, что «все, что случается, от самого великого, до самого малого, случается необходимо», и что «исключительно через то, что мы делаем, узнаем мы, что мы такое» (с. 90).
69
Шопенгауэр А. Конкурсное сочинение на тему о свободе воли, увенчанное Норвежской Королевской Академией Наук в Дронтгейме 26 января 1839 г. // Шопенгауэр А. Свобода воли и нравственность. – М.: Республика, 1992. – С. 46-124.
Философ объясняет это так, что всякая вещь действует в соответствии со своей природой, а эта природа сказывается в ее действиях, совершающихся по определенным причинам. Каждый человек поступает в соответствии с тем, каков он есть. Поэтому все его поступки необходимы. Шопенгауэр настаивает на том, что свободу следует искать не в «operari», но – в «esse»: «Коренной ошибкой, hysteron proteron всех времен было приписывать необходимость «esse», а свободу – «operari». Наоборот, только в «esse» содержится свобода, но из этого «esse» и мотивов «operari» получается с необходимостью, и по тому, что мы делаем, мы познаем то, что мы такое». На этом, по мысли Шопенгауэра, и основывается сознание ответственности и моральная тенденция (с. 120).
В итоге все зависит от того, «каков кто есть». Человек делает то, что соответствует его организации, его индивидуальности. «Таким образом, сознание самодеятельности и изначальности, бесспорно сопровождающее все наши действия, невзирая на их зависимость от мотивов, благодаря которому это именно наши действия, не обманывает: но это истинное содержание постирается дальше действий и имеет начало выше, так как на самом деле им охватываются само наше бытие и сущность, откуда необходимо (под влиянием мотивов) исходят все деяния» (с. 120).
Таким образом, человек всегда делает, по мысли философа, лишь то, что хочет, но делает это все-таки по необходимости. Необходимость заключена в том, что он уже таков, чтобы добровольно, как ему кажется, захотеть х вместо у. Из того, что он есть,
В «Метафизике половой любви» Шопенгауэр идет еще дальше и доказывает иллюзорность свободы сексуального желания человека [70] . Он пишет: «То, что в индивидуальном сознании сказывается как половой инстинкт вообще, без сосредоточения на каком-нибудь определенном индивидууме другого пола, это, взятое само по себе и вне явления, воля к жизни, просто как таковая. То же, что в сознании проявляется как половой инстинкт, направленный на какую-нибудь определенную личность, это, взятое само по себе, воля к тому, чтобы жить в качестве строго определенного индивидуума» (с. 375).
70
Шопенгауэр А. Метафизика половой любви // Шопенгауэр А. Избранные произведения. – М.: Просвещение, 1993. – С. 371–405.
Желая произвести на свет будущего, соответствующего родовым нормам ребенка, воля к жизни выбирает подходящих друг другу людей и внушает им любовь друг к другу так, чтобы они думали, что действуют по собственной воле. Именно проявляющаяся во всем роде человеческом воля к жизни, по мнению философа, толкает двух индивидуумов разного пола друг к другу, так как ей нужно объективировать свое существо в том человеке, которого могут произвести на свет эти влюбленные. «Этот новый индивидуум – до известной степени новая (Платонова) идея; и как все идеи с величайшей напряженностью стремятся принять форму явления, жадно набрасываясь для этого на ту материю, которую между нами всеми распределяет закон причины, так и эта особая идея человеческой индивидуальности с величайшей жадностью и напряжением тяготеет к своей реализации в явлении (будущем ребенке). Эта жадность и напряженность и есть взаимная страсть будущих родителей» (с. 378).
Шопенгауэр считает, что воля, прежде всего, стремится «установить родовой характер человеческого вида как основу всякой индивидуальности» (с. 378). Как же ей это удается, если человек эгоистичен и самовлюблен, если он вообще может отказаться от выполнения задачи продолжать род? «В подобных случаях, – пишет философ, – природа может достигнуть своей цели только тем, что внушает индивидууму известную иллюзию, в силу которой ему кажется его личным благом то, что на самом деле составляет благо только для рода, и таким образом индивидуум служит последнему, воображая, что служит самому себе» (с. 380). Благодаря такой уловке и тому, что человеку от природы дано чувство красоты, природа нейтрализует все возможные уклонения от нормы человеческого облика, которые возникают «в силу разных стихийных случайностей и нравственных невзгод». Именно организацией дела так, что чувство красоты предшествует половому инстинкту, инстинкт этот не «падает на степень отвратительной потребности» (с. 380).
Здесь нужно искать ответ на вопрос, почему удовлетворение сексуального желания всегда сопровождается разочарованием: «Самое же удовлетворение идет собственно во благо только роду и оттого не проникает в сознание индивидуума, который здесь, одушевляемый волей рода, самоотверженно служил такой цели, какая его лично вовсе и не касалась. Вот почему, следовательно, всякий влюбленный, осуществив свое великое дело, чувствует себя обманутым. Исчезла та иллюзия, благодаря которой индивидуум послужил здесь обманутой жертвой рода» (с. 383).
Человек, по Шопенгауэру, действует в любви, подчиняясь абсолютным мотивам, которые имеют силу для всякого (поэтому человек скорее выберет физически здорового, красивого, молодого, а также психически и нравственно здорового партнера, чем наоборот), а также подчиняясь мотивам относительным (когда выбор не похожего на меня партнера служит компенсацией моих недостатков или нейтрализацией моих «избытков», чтобы образовавшаяся в результате «сумма» дала совершенного во всех смыслах ребенка).
Шопенгауэр настаивает на том, что «внутреннее существо человека лежит больше в роде, чем в индивидууме». Поэтому «неразрушимая внутренняя сущность человека» продолжает жить «в грядущем поколении». Вот еще очень показательная формулировка: «К возлюбленной тяготеет бессмертная часть существа влюбленного; всего же иного желает только его смертное начало». Женщина является для мужчины, – как считает философ, – «непосредственным залогом неразрушимости ядра нашего существа и его бессмертия в роде» (с. 404).