Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
Она такая эффектная, ладная. Всё при ней: грудь, талия, бёдра, ноги крепкие с красивой формой икр, а глаза – утопиться с головой на веки вечные. Не зря Геллан на неё повёлся. И я… растрёпанный воробей – без груди, но с попой. Короче, лучше об этом не думать.
– Вам нужно уезжать, – сказала она, помедлила и добавила: – Заберите с собой Инду. Ей не место здесь. Давно ломала голову, куда бы её пристроить.
Я кивнула. Человеком больше, человеком меньше. Будь Геллан на ногах, спрашивал бы кто меня. Нашла вожака стаи, блин.
– И… береги его, слышишь, – произнесла
Я смотрела ей вслед. Когда Айболит притронулся к руке, даже не вздрогнула. Мягкая паучья лапка. Тёплая. Он сыт, как никогда. Ещё бы.
– Ты напоила его кровью, – спрашивает и, наклонив голову набок, внимательно рассматривает кинжал.
– Да уж, пришлось, – буркнула, содрогаясь.
– Возьми стило, Дара.
И голос у него такой – мягкий, но властный и подчиняющий. Я могу не слушаться, возражать и бухтеть, но только вздыхаю, поднимаю кинжал с земли и вкладываю в ножны. Я же помню: это не просто железяка.
– Всё идёт, как должно. Всё повторяется, хоть и не стоит на месте, – загадочно изрекает кровочмак. Философ недобитый. Хочется сбрить его, сказать какую-то гадость, но я только машу рукой и иду к фургону, где лежит парализованный Геллан.
Нет ничего важнее человеческой жизни. Но об этом не задумываешься, когда тебе пятнадцать. Кажется, будешь жить вечно и всегда. До тех пор, пока жизнь не приложит тебя хорошенько мордой об стол. И тогда понимаешь: жизнь – штрих, который легко смазать или стереть. Жизнь – глоток воды из чистого источника. И лучше пить, пока есть возможность, чем экономить, страдая от жажды, или смачивать губы в лужах. Лучше пить, наслаждаясь. Потому что завтра у тебя может уже и не быть.
Глава 23 Вторая попытка. Лерран
Он радовался бессловесной прислуге – вышколил, научил не совать нос не в свои дела, не трепать языками без дела. Если кто и заметил, в каком виде Лерран прибыл в замок, вида не подал, глазом не моргнул.
Смывая раздражение под холодным душем, он постепенно успокаивался. Тело – инструмент, а чувства подчинены разуму. Вдох и выдох – помогает, а упражнения заставили трепетать каждый мускул. К обеду Лерран стал прежним – холодным мерзавцем, которого боялись и подчинялись если не взгляду, то улыбке, жесту, смотря какие цели перед собою он ставил.
Как ни странно, у него не было чёткого плана. Все выстроенные рядами действия ломались, как сухой хворост, если дело касалось Верхолётной Долины и замка. Поэтому Лерран решил не сушить голову, просчитывая хода и разматывая стратегическую ленту запасных поворотов.
Решил действовать по обстоятельствам и полагаясь только на вдохновение. Он сам от себя подобного не ожидал, но чувствовал: так будет вернее. Не собирался сдаваться – не в его привычках, и только заунывный голос, эхом выводящий слова колыбельной, вызывал внутреннюю дрожь, которую он давил, как червяка под ногами.
Лерран решил выспаться, а с рассветом снова отправиться в путь. После ужина он спустился к Лимму – давно не посещал чокнутого изобретателя. Внизу ничего
– Лимм, – позвал тихо, привлекая к себе внимание. Учёный дрогнул, из глаз ушла отрешённая муть.
– Тебя долго не было, Лерран. Надеюсь, бесполезная возня не отвлекла тебя от цели?
– Не всё сразу, Лимм. Земли и замок – мои, осталось подчинить людей и камни, и тогда станет проще.
Лимм глухо рассмеялся, задрав голову к потолку. Тряслись лохмы, дёргался выпуклый кадык.
– Зачем тебе эти докучливые заботы? – сказал резко, прервав смех, – зачем тебе люди и замок в облаках? Лишняя обуза, отвлекающая от главной цели.
Лерран долгим взглядом посмотрел Лимма.
– Ты думаешь, что знаешь, к чему я стремлюсь? – оскалился нехорошо и опасно. – Ты никогда не задавался этим вопросом. Надеюсь, и дальше не станешь подталкивать меня и требовать поспешных шагов.
Лимм прикрыл глаза, зелёный огонь сверкнул и спрятался под тяжёлыми веками, сделав блаженного похожим на древнюю ящерицу.
– Мне казалось, ты хочешь большего, чем какая-то ничтожная долина. И владение ею – лишь способ подобраться к солнечным камням.
– Так и есть, – ответил резче, чем хотелось. – Так и есть, Лимм. Но хорош же я буду, если замахнусь на большее, не сумев подчинить меньшее. Кто не умеет властвовать в собственных землях, ничтожен и жалок. Поэтому я не спешу. Не спеши и ты, гениальный изобретатель. Я знаю: тебе не терпится испытать мощь и силу своего детища, но всему своё время. И оно ещё не настало.
– Конечно, тебе виднее, властитель Лерран, – пробормотал Лимм, становясь вялым и безразличным, погружаясь в пучины собственных мыслей.
Ещё миг – и он ускользнёт за грань, туда, где голос Леррана не способен достать и достучаться. Но перед этим на губах Лимма рождается улыбка – кривая, блуждающая, похожая на насмешку. Улыбка презрения и превосходства. А потом всё становится обычным: ушедший в себя сумасшедший, размахивающий руками и бормочущий какие-то бессвязные слова, похожие на бред. Но Лерран успел зацепиться за изогнутые по-особому губы. Что это? Неверная игра света? Или?..
Он уходит молча, покрепче припечатывая рукой непослушную мейхоновую дверь. Нет, Лерран никогда не был легковерным дураком, и поэтому делает зарубку в мозгах: с этим надо разобраться, быть внимательнее, следить пристально. Лимм второй раз слишком разумно рассуждает и суёт нос туда, куда, казалось бы, не должен смотреть его гениальный ум.
Лерран бродит по замку и взвешивает слова чокнутого. Нет, он не хочет идти по трупам. Зачем? Правильнее – подчинить, подмять, заставить себя уважать. И тогда двигаться дальше, имея за спиной какой-никакой тыл. А в том, что помощь будет, он не сомневался. Особенно, когда исполнит своё обещание и вернёт Долине ардов – незаконнорожденных отпрысков Пора.