Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

И в чисто военном плане операция была плохо подготовлена. Три дивизии двигались на Петроград по разным дорогам, без ясно опреде­ленной задачи и связи друг с другом, как будто их командующий не ожидал противодействия правительственных войск. Да и как предс­тавлял себе Корнилов действия кавалерии в миллионном городе со значительным гарнизоном — при том что наводить порядок предстоя­ло добровольцам «кавказской национальности» из «дикой дивизии»?

Но до боев дело не дошло. Солдат и казаков остановили разобрав­шие пути железнодорожники, а многочисленные агитаторы распро­пагандировали несостоявшихся карателей всего за один день 29 ав­густа. Командующий корпусом генерал Крымов вынужден был от­правиться с повинной к Керенскому и после разговора с ним застрелился, а Корнилов вместе с поддержавшими его генералами угодил под арест, где просидел вплоть до самой победы большевиков, после чего отправился на юг и стал основателем

белого движения. Разгром «корниловщины» только упрочил власть Советов и роль боль­шевиков в них, а авторитет Керенского уронил — и тем самым осла­бил либерально-демократические элементы в обществе. Умеренноправые и умеренные социалисты не смогли сговориться. В результате революционный маятник качнулся далеко за пределы амплитуды, при которой можно было рассчитывать на сочувствие большинства населения России. Малочисленные, но энергичные радикалы получи­ли возможность расправиться со своими политическими конкурента­ми и под лозунгами социалистического эксперимента выстроить об­щество, которому до сих пор не придумано точного названия.

Исчезновение монархии

Важнейшим фактором крушения монархии стала мировая война, но произошло оно вовсе не автоматически. Война вызвала патриотичес­кий подъем: австро-венгерские войска были разгромлены на полях Галиции, и русское командование стало готовить наступление на Венгрию и Берлин. Россия не зависела, как Великобритания или Гер­мания, от импорта сырья; колоссальные людские резервы могли вос­полнить потери на фронте и недостаток рабочей силы в городах.

Но весной 1915 г. победы на Восточном фронте сменились пора­жениями. В расчетах на краткосрочность военных действий «ошиб­лись» все воюющие страны, но возможности для исправления ошибок у них были разные. У России вскоре иссякли запасы снарядов, выяви­лась нехватка тяжелой артиллерии и винтовок; изготовление совре­менной техники — например, самолетов — требовало поставок импо­ртных деталей. Пришлось срочно создавать органы государственного регулирования экономики в военных условиях — систему «Особых со­вещаний» (по обороне, перевозкам, топливу, продовольствию) с целью мобилизовать промышленность на выполнение военных зака­зов. В их состав вошли чиновники, представители Думы и обществен­ных организаций (Всероссийского земского союза, Союза городов и Военно-промышленных комитетов), выступавших посредниками между казной и предпринимателями в заготовке амуниции и вещево­го довольствия для армии и помогавших раненым и беженцам. Но хрупкое общественное согласие, обеспечивавшее работу этого слож­ного механизма, держалось исключительно на патриотическом поры­ве, который стал выдыхаться после первых же неудач на фронте.

С трудом удалось наладить массовый выпуск давно освоенной во­енной продукции (новинки техники вроде автоматической винтовки так и не были запущены в производство). Но оказалось, что малая пропускная способность железных дорог, находившихся к тому же в двойном подчинении — Министерства путей сообщения и Ставки, — не могла обеспечить одновременно регулярного снабжения фронта и тыла и эвакуации из находившихся под угрозой захвата германской армией областей. Рост военных расходов привел к инфляции: в 1916 г. рубль «стоил» только 27 довоенных копеек. Одновременно были увеличены налоги на сахар, спички, керосин, табак и другие продук­ты массового спроса; в итоге уровень потребления простого обывате­ля в 1916 г. составил 40—50% от уровня 1913 г. Сокращение «граж­данского» производства и отсутствие товаров заставляли крестьян придерживать хлеб. Нехватка продовольствия, по данным Министер­ства внутренних дел, уже в 1915 г. была отмечена в 500 городах и вызвала огромные очереди и даже разгром магазинов. С 1916 г. ста­ли вводиться карточки на продукты в тылу, а из действующей армии приходилось посылать команды охотников на «отстрел зайцев для нужд Северного фронта».

Вновь начались забастовки с политическими требованиями: в 1915 г. бастовали 570 тыс. человек, в 1916 г. — уже 1170 тыс. В соз­ванной летом 1915 г. Думе впервые после столыпинского переворота образовалось оппозиционное правительству большинство — «Прогрес­сивный блок», включавший все основные думские фракции (октяб­ристов, кадетов и прогрессистов, националистов). Блок требовал у Николая II «министерства доверия» из компетентных и ответствен­ных чиновников, расширения прав общественных организаций и ор­ганов местного самоуправления. Навстречу оппозиции пошли даже министры, направившие коллективное письмо царю о необходимости смены курса и отставки престарелого премьера И.Л. Горемыкина. Ответом были временный роспуск Думы (3 сентября) и увольнение наиболее «либеральных» министров. Но Николай II не поддержал и план Ставки по введению военной диктатуры, объединявшей руково­дство тылом и фронтом в одних руках, с привлечением пользовав­шихся общественным

доверием министров.

Начался развал власти: с января 1916 г. до марта 1917 г. смени­лось три премьер-министра, четыре военных министра и шесть мини­стров внутренних дел; свои посты покинули 57 губернаторов и градо­начальников. Назначались наиболее послушные и бесцветные, мыс­лившие подобно тому же Горемыкину: «Верноподданные должны подчиняться, какие бы ни были последствия. А там дальше воля Божья». Император не понимал, что укоренившийся в народном соз­нании стереотип «добрый царь — плохие бояре» служит надежной за­щитой монархии. Самодержец не боялся открыто обнаружить свою некомпетентность, производил необъяснимые назначения, вопреки всем советам лично возглавил терпевшую поражение армию.

Именно в это время возросло влияние Распутина. Хитрый «возжи­гатель дворцовых лампад» (его официальная должность) ничего не «приказывал» Николаю II — давления царь не потерпел бы. Через фрейлину Вырубову Распутин узнавал о заботах и пожеланиях царя и царицы, никогда не перечил их твердым намерениям, но зато на осно­ве точной информации сообщал о явлениях ему святых и Божьей во­ле. Для мистически настроенной императрицы это было «божествен­ным» подтверждением ее собственных мыслей, и она учила царя, как ему надо поступать. Так, знаменитый «брусиловский прорыв» летом 1916 г. был остановлен Николаем II по требованию царицы (Распу­тину было «видение свыше»); через два месяца она требовала у мужа: «Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо...» При этом царь, по-видимому, искренне считал, что близость к царской семье мужика, вызывающее поведение и скан­дальные похождения которого становились известными всей стране, подрывая престиж династии, есть его личное дело.

Безграмотные решения, вроде очередного призыва в армию в раз­гар полевых работ, приводили к волнениям в деревне, а мобилизация освобожденных от воинской службы среднеазиатских «инородцев» — к настоящему восстанию, с трудом подавленному через несколько ме­сяцев. В ноябре 1916 г. правительство уже не в силах было справить­ся с продовольственным кризисом и объявило на 1917 г. продразвер­стку, которую губернские земства выполнять отказались. Паралич власти и дискредитация династии привели к тому, что в конце 1916 г. к царю обратились даже консервативный Государственный совет и съезд объединенного дворянства с просьбой об устранении влияния «безответственных сил». Поддержали ее и члены царской семьи: «Я только что возвратился из Бэкингемского дворца. Жоржи (английс­кий король Георг. — авт.) был огорчен политическим положением в России. Агенты Интеллидженс Сервис, особенно очень хорошо осве­домленные, предсказывают в России революцию. Я искренне наде­юсь, Ники, что ты найдешь возможным удовлетворить справедливые требования народа, пока еще не поздно», — предостерегал самодерж­ца великий князь Михаил Михайлович. Но все было напрасно.

Неспособность Николая II понять сложность стоявших перед страной проблем активизировала оппозицию в Думе, и даже право­верные монархисты заговорили о дворцовом перевороте. Осенью 1916 г. лидер партии октябристов А.И. Гучков и его друзья обсужда­ли план захвата царского поезда во время проезда из Петрограда в Ставку. Арестованный царь должен был отречься в пользу наследни­ка Алексея, а регентом назначить своего младшего брата Михаила. Можно предположить, что устранение непопулярного монарха, в со­четании с энергичными мерами по наведению порядка в тылу, могло бы не довести ситуацию в столице до взрыва. Но для осуществления замысла надо было иметь надежные воинские части под командой ли­хого генерала. Сам Гучков позднее признавал: «Сделано было много для того, чтобы быть повешенным, но мало для реального осуществле­ния, ибо никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось». «Патриотическая тревога» правых обернулась кровавым фарсом: от рук убежденного монархиста В.М. Пуришкевича и князя Ф.Ф. Юсупова пал последний временщик Григорий Распутин. Но пародия на дворцовый переворот не смогла спасти монархию.

Императрица призывала мужа: «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом — сокруши их всех... Распусти Думу сейчас же... Будь властелином, и все преклонятся перед тобой». Но было уже поздно. В царствование Николая II Россия прошла три пе­риода развития (1894-1905 гг., 1905-1914 гг., 1914-1917 гг.). Начало каждого из этих витков давало возможность проведения ре­форм, а заканчивались они кризисом или революцией. Но во всех слу­чаях царь и его ближайшее окружение неизменно отвергали сколько-нибудь последовательные реформы. В феврале 1917 г. Николай II больше всего думал о том, куда отправить детей после кори на отдых, и радовался отъезду из Петрограда в далекую и спокойную Ставку: «Мой мозг отдыхает здесь, — писал царь, — ни министров, ни хлопот­ливых вопросов, требующих обдумывания. Я считаю, что это мне по­лезно... »