Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Соколов Никита

В 1825 г. перемены происходят и в обществе Северном. Отошел от дел Никита Муравьев: он женился, у него появились дети, умерший дед оставил немалое состояние, и хозяйственные дела требовали пос­тоянного внимания. В начале того же года столицу покинул и другой оппонент Пестеля, князь Трубецкой. Он уехал в Киев, на новое мес­то службы. Уезжая на юг, Трубецкой, между прочим, хотел ослабить влияние Пестеля в Южном обществе, предложить участникам этого общества собственное руководство. «Я намерен был ослабить Песте­ля», — сообщал Трубецкой следователям.

В руководство Северным обществом пришли новые люди. И глав­ным из них стал Кондратий Рылеев.

В отличие и от Пестеля, и от многих других декабристов, по своей психологии Рылеев был человеком сугубо штатским. Окончив кадетс­кий корпус, он несколько лет прослужил

в военной службе. Несмотря на то что Рылеев участвовал в заграничных походах, он не выслужил ни чинов, ни орденов, ни денег. Рылеев долго искал себя и наконец нашел: он стал знаменитым поэтом, журналистом и издателем. Кроме того, с 1824 г. он — правитель дел в крупном коммерческом предпри­ятии, Российско-Американской компании, занимавшейся разработ­кой промыслов в российской части американского континента.

Благодаря коммерческой, литературной и издательской деятель­ности Рылеева вокруг него к 1825 г. сформировался кружок свободо­любиво настроенных молодых людей, большинство из которых были гвардейскими офицерами. Именно эти офицеры, «рылеевская от­расль» в Северном обществе, как называют их историки, оказались 14 декабря 1825 г. главными действующими лицами. Последние перед восстанием совещания заговорщиков проходили на квартире Рылеева.

Смерть Александра I, нелепое междуцарствие, возникшее в ре­зультате яростной и еще во многом для нас загадочной борьбы в правя­щей верхушке, подхлестнули заговорщиков. Яков Гордин в своей за­мечательной книге «Мятеж реформаторов» буквально по часам и ми­нутам рассмотрел события и междуцарствия, и самого 14 декабря, показав их необыкновенный драматизм и ошеломляющие, но упущен­ные возможности. Когда анализируешь эти события, трудно отделать­ся от мысли, что какой-то злой рок преследует опытных военных лю­дей, прошедших поля сражений и кабинеты государственной службы. Весьма перспективный план восстания, разработанный вернувшимся из Киева князем Трубецким, рухнул еще до рассвета 14 декабря. Сам он вследствие этого не явился на Сенатскую площадь. Новый же «дик­татор» восстания, поручик князь Оболенский, был выбран только за час до того, как Николай I отдал приказ стрелять картечью по каре мя­тежных полков. Горячие головы заговора, бравшие на себя 11, 12 и 13 декабря его основные задачи, один за другим отказывались или не мог­ли их выполнить. По свидетельству современника, М.М. Сперанский, стоя вечером 14 декабря у окна с видом на Сенатскую площадь, пе­чально произнес: «И эта штука не удалась!»

Южное общество тоже сделало попытку вооруженного выступле­ния. Как и в Петербурге, эта попытка оказалась неудачной. 29 декаб­ря 1825 г. подполковник Сергей Муравьев-Апостол, командир баталь­она в Черниговском пехотном полку, поднял свой полк на восстание. Однако через три дня похода выяснилось, что другие воинские части, даже те, в которых служили члены Южного общества, не спешат под­держать восставших. Сергей Муравьев не смог удержать полк в пови­новении: восстание черниговцев превратилось в анархический бунт, а сам полк — в полупьяную толпу. 3 января полк был расстрелян прави­тельственной артиллерией, а тяжело раненый руководитель восста­ния арестован. Активный участник восстания, друг Сергея Муравье­ва Михаил Бестужев-Рюмин с горечью признал перед казнью: «Са­мый успех нам был бы пагубен для нас и для России».

Когда читаешь написанный Трубецким радикально-реформатор­ский «Манифест к русскому народу», близкий к пестелевской «Рус­ской правде», или «Православный катехизис» Сергея Муравьева-Апостола, смелую попытку политического и социального христиан­ства, доселе практически неизвестного на русской почве, невольно думаешь о том, что мысль их авторов обогнала свое время и могла быть воплощена в жизнь только силой верховной власти, которую они не сумели завоевать.

Очевидно, прав был отошедший в последний год от заговора Ми­хаил Орлов, заметивший, что «обстоятельства созрели прежде их за­мысла». Но созреть замыслам не дали собственные амбиции и ярост­ная борьба внутри движения, непрошибаемая непреклонность одних, подозрительность других, двойная игра третьих. В итоге, после полу­годового следствия, 120 участников тайных обществ были приговоре­ны к каторге, ссылке, разжалованию в солдаты. Пять человек: Пес­тель, Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Петр Каховский (застреливший на Сенатской площади генерал-гу­бернатора

Петербурга графа М.А. Милорадовича) были приговорены к смертной казни. 13 июля 1826 г. они были повешены. Самому стар­шему из казненных, Пестелю, едва исполнилось 33 года, самому младшему — Бестужеву-Рюмину — было 25 лет.

Но если бы тогда, на петербургских совещаниях 1824 г., они суме­ли объединиться, события могли бы принять совсем другой оборот. Ис­следователи декабризма и писатели не раз пытались заглянуть в это во­ображаемое будущее. Одна из самых удачных попыток — это глава «Фантастический 1826-й» в книге Н.Я. Эйдельмана «Апостол Сергей».

В ней автор со всем блеском своего таланта и эрудацией историка дает краткий очерк «альтернативной истории» победы восстания Чер­ниговского полка, к которому присоединяется весь 3-й корпус армии и другие части. К 7 января взят Киев, «временное правление армии» провозглашает конституцию, освобождение крестьян с землей, облег­чение солдатской службы и отмену военных поселений. Корпус во главе с Бестужевым-Рюминым идет на Москву, поляки восстают, арестовывают наместника Константина и провозглашают независи­мость. Крестьяне захватывают земли и жгут усадьбы. Николай I в Пе­тербурге совещается с несколькими преданными вельможами, а в порту готов корабль, который увезет его с семьей в Пруссию. В фев­рале объединенные силы нескольких корпусов берут Москву, Нико­лаи бежит, а императрицей московское временное правление провоз­глашает вдову Александра I Елизавету Алексееву.

В феврале-марте в Петербурге власть берет в свои руки Директо­рия (от тайных обществ — Пестель и Орлов, от Сената и Государствен­ного совета — Сперанский, Мордвинов). После смерти тяжело больной Елизаветы Алексеевны объявляется республика. Нарастают внутрен­ние и внешние конфликты, в верхах идут яростные споры о немедлен­ных выборах или диктатуре армии. Могло произойти много неожидан­ного, но и в случае реставрации уже невозможно повернуть вспять — восстановить крепостное право, отменить конституцию. Мудрый исто­рик завершает свой рассказ словами: «Не было. Могло быть».

Подробнее на эту тему:

ТЪрдин Я.М. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 г. Л., 1989.

Киянская О.И. Павел Пестель: офицер, разведчик, заговорщик. М., 2002.

Киянская О.И. Южный бунт: Восстание Черниговского пехотного полка (29 де­кабря 1825-3 января 1826 г.). М., 1997.

Парсамов В.С. Декабристы и французский либерализм. М., 2001.

Бокова В.М. Эпоха тайных обществ. Русские общественные объединения первой трети XIX века. М., 2003.

Эйдельман Н.Я. Лунин. М., 1970.

Эйдельмаи Н.Я. Апостол Сергей. М., 1975.

1830 — «Апогей самодержавия»

Вечером 29 ноября 1830 г. молодой офицер польской армии Петр Вы­соцкий объявил еще более молодым учащимся Варшавской школы подпрапорщиков: «Братья, час свободы пробил!» Повстанцы пошли на штурм гвардейских казарм, а отряд из 14 заговорщиков отправил­ся на захват резиденции русского наместника в Царстве Польском ве­ликого князя Константина Павловича. Сообщники отперли им ре­шетки Бельведерского дворца, но Константин успел выскочить в ноч­ном халате и спрятаться. Пока русские полки, не получая никаких приказов, бездействовали, варшавские студенты, мещане и рабочие захватили город. Потрясенный восстанием своих «детей» (Констан­тин искренне считал себя «большим поляком», чем они сами), наме­стник без боя вывел свои части из города — а затем русские войска и чиновники ушли из Царства Польского.

Ветеран наполеоновских войн генерал Юзеф Хлопицкий, не по­желавший принять звание главнокомандующего от «бунтовщиков», принял его от имени польского правительства, провозгласил себя дик­татором — но все же немедленно отправил посольство к законному польскому королю Николаю I. Требования восставшей Польши можно было бы назвать умеренными (послы просили о соблюдении конститу­ции 1815 г., о свободе и гласности заседаний сейма, о вотировании на­логов палатами и об охране королевства исключительно польскими войсками), если бы не стремление вернуть границы Речи Посполитой 1772 г., т. е. возвратить Украину и Белоруссиюы.