Выбор
Шрифт:
Закрываю дверь и когда перевожу взгляд, натыкаюсь на ту самую девушку снизу. Опираясь на стену напротив комнаты, где теперь отсыпается Дейв, она словно чего-то ждёт. Конечно, не чего-то, а вполне понятно, что кого-то. Меня. Изо рта даже не успевает вылететь звук, чтобы завершить то, что начиналось, и я не успеваю опомниться, как за спиной закрывается дверь, губы девушки накрывают мои, а её руки тянут за собой. Тело реагирует молнией, но не разум, он всё ещё отказывается, придумывая новые оправдания и аргументы в колонку «против». И за это начинаю злиться уже на себя. Чтобы усугубить эффект,
— Есть я и ты. Нас может связывать только ребёнок.
Ждать не приходится, потому что желаемое получаю сразу. Я чувствую прилив ярости, потому что нас не может связывать только ребёнок. Нас связывает многое: воспоминания, чувства, моменты. Возможно, огонёк ярости во мне продолжает гореть только благодаря тому, что она первая девушка, с которой я хотел и имел хоть какие-то отношения не основанные на сексе. А теперь мы должны быть по разным берегам. Как смешно, ведь изначально именно я сделал к этому шаг, она лишь дошла до конца и поставила завершающую точку. Я злюсь, что она не попыталась убедить меня в неправильности данного решения, но разве должна? Вряд ли, хотя, Эмма была той, кто первый сделал шаг.
Возможно, сейчас я должен сказать нет, но запрещаю себе и уже поздно. На мне остаются лишь боксеры, в то время как на девушке нет ничего. Она даже успела просканировать карманы моих джинс, и разорвать упаковку. Физически я с ней, но мысленно в другом месте. И за ходом собственных мыслей, пропускаю буквально всё. Я думаю только о том, что Эмма разорвала наши отношения окончательно и бесповоротно, несколько раз дав понять, что больше ничего не будет. Что есть я и она. От этого не легче. Я всё ещё принадлежу ей. Сердце, душа и совесть диктуют свои правила, намекая, что сейчас происходит не иначе, как измена.
В плечо врезаются ногти, благодаря чему возвращаюсь в реальность. Чёрные, как смола волосы, ниспадают на грудь, губы остаются приоткрытыми, а изо рта вырываются стоны. Она не похожа на Эмму ни внешне, ни манерами. Моя Эмма часто смущалась, отводила взгляд, на её щеках вспыхивал румянец, и всё, что я делал, она боялась, раскрываясь только постепенно. Сейчас же я вновь не делаю ничего, словно пришёл к той начальной точке, где был. Я получаю и ничего не отдаю.
Я вовсе не знаю, что это было, но в окончание, девушка оставляет поцелуй на моей шее и довольно улыбается, предварительно вернув одежду на тело. Дверь за ней закрывается, а я не пытаюсь встать с кровати, оставаясь неподвижным. Чувствую себя использованным и, вероятно, так оно есть. Пополнение списка моим именем ничего не даст. Среди гула и вибраций музыки с первого этажа, слышу, как трезвонит собственный телефон, но тут же перестаёт. Лениво тянусь к джинсам и нахожу в карманах мобильник, на котором несколько пропущенных от Алестера. Это легко поднимает меня. Принимаю сидячее положение и набираю его номер.
— Ты хоть иногда можешь взять трубку с первого звонка? — недовольно рычит он.
— Я могу быть на тренировке или на собрании, думаешь, мне можно сказать: «Подождите», чтобы поболтать с тобой?
— Я слышу музыку.
— У тебя отличный слух.
— Да. Спасибо, что хотя бы перезвонил после седьмого звонка.
Фыркаю,
— Ты уже можешь объяснить, что происходит?
— Поздравляю, папа, — рявкает он, и мне не нравится, как звучат слова.
Холодок пробегает не только по спине, но и по всему телу. Этого не может быть. Невозможно.
— Ещё рано, только через три или четыре недели.
— Это не ты решаешь. Так было нужно, какие-то показатели были завышены.
— Она ничего не говорила.
— Потому что результаты пришли сегодня утром. Всё экстренно.
У меня пересыхает в горле, ведь он звонил именно тогда, когда на мне скакала какая-то девчонка, чьё имя я даже не помню или вовсе не знал. Чувствую себя настолько грязным, что становлюсь противным самому себе. Тело кажется чужим.
— Она в порядке? — хрипло спрашиваю я, натягивая футболку. — Где…
— Обе под капельницами, — за меня завершает Алестер. — Было бы отлично, если бы ты собрался и вернулся. Ей нужна помощь.
Мой голос осевший и кажется посторонним. Я не узнаю его.
— Игра только после завтра.
— Значит ты должен прилететь сразу после своей гребаной игры, — его крик режет нервные окончания в голове. — Если бы с ней что-то случилось… если бы она… Черт, я даже думать об этом не хочу. Знай, я убью тебя, Картер. Ты оставил её одну в самый сложный период. Ты должен быть рядом с ней!
С этими словами, он сбрасывает вызов, и когда я набираю ещё раз, Алестер не принимает вызов. Если измерить моё давление или пульс, то сломается аппарат, потому что он зашкаливает и бьется в истерии.
Наспех натягиваю джинсы и вылетаю из комнаты, набирая номер тренера. Плевать услышит он музыку или нет, кажется, что сейчас я готов забить на весь мир.
— Слушаю, — раздаётся его спокойный голос.
— Мне нужно улететь. Хотя бы на день.
— Ты знаешь, это невозможно, что произошло?
К удавлению, он не начинает допрос с пристрастием, делая упор на мне, а не на гуле вокруг. Мне буквально приходится вжимать телефон в ухо, чтобы слышать его. Я покидаю стены дома и отхожу от него в сторону. Пересказываю слова Алестера о том, что случилось с Эммой и почему я должен вернуться как можно скорее. В ответ он говорит лишь:
— Даже если так, тебя никто не пустит в отделение, будешь смотреть через стекло. Соберись, отыграй и можешь улететь раньше. Я сделаю новую бронь на тебя.
— Спасибо, — это всё, что могу сказать, сбросив вызов.
Я разрываюсь между командой и Эммой, к которой не могу улететь и быть рядом. На кону буквально всё. В таком случае, за год я с треском вылечу уже из третьей команды. О какой карьере может идти речь? В данном случае, слухи между тренерами расползаются слишком быстро. Так или иначе, они знакомы друг с другом. Облажаюсь ещё раз и могу попрощаться, покупая билет в один конец, чтобы вернуться в Нью-Йорк.
Возвращаюсь в дом почти не живым и только для одного. Резко отключаю музыку, что льётся из колонок, в ответ слушая недовольные возгласы. Взгляд находит каждого члена команды, которые не подключаются к недовольствам посторонних. Они выжидающе смотрят на меня, даже те, кто тоже начинает ловить вертолёты.