Выбор
Шрифт:
Кого б себе приглядеть?
Подумала царица, потянула из шкатулки ленту зеленую.
Зеленую — матовую, как глаза бедовые, зеленые. Видела она такого парня в свите Федоровой. А почему б и не его? Стати у него хорошие, глаза шальные, хитрые, сразу видно — из умеющих. Вот и побалуются. И один он, ни родни у него в столице, ни друзей, когда и помрет, никто горевать да розыск вести не будет. Тоже хорошо…
Приказать позвать?
Пожалуй что… только не сейчас, а вот к завтрему, как соберет государь Думу Боярскую… там и с новой мышкой поиграть можно. Али к послезавтрему приказать
Надобно сегодня Бориса расспросить, нравится ему, когда супруга в дела его входит, а что у нее свой интерес, и не догадывается мужчина.
И царица ловким движением в черные локоны алую ленту вплела, как кровью перевила.
Не любила она, когда ее волосы трогали. И причесывалась сама, и косы сама плела — куда ей спешить? Времени много, царица она…
А должна стать матерью царя будущего.
Пора готовиться.
Ох, пора…
Нужен ей будет зеленоглазый, а то и не один он. Сколько сил еще ритуал потребует? Не надорваться бы! Ничего, мужчин во дворце много, приглядит еще себе пару-тройку овечек на заклание, чай, не убудет с Россы, она большая.
Глава 2
Велигнев у рощи стоял, на свет смотрел.
— Пора домой тебе, Агафьюшка. Пора уж, не то в дороге застрянешь.
— И я так думаю, Гневушка. Пора мне к внучке, истомилось сердце, неладное чувствую…
— Впереди ее неладное, после Святок начнется, после поста. Сама знаешь, слухи везде летают.
— Знаю. Отбор для царевича…
— Выбрал он уже. При тебе еще выбрал. Остальное — так, зубчики на листиках.
— А зубчики те и укусить могут больно.
— Внучка у тебя не из лыка сплетена, да и сила в ней проснулась. Добряна говорит, немалая…
— Добряна та… когда б она чему девочку научила!
— Ты научила.
— Мало!
— Вот и доучишь постепенно. Сейчас, когда знает она о силе своей, проще будет и ей, и тебе. Огонь в клетке не удержишь, вырвется, руки опалит, а то и вовсе сожжет. Слушай о другом. То, что Добряне ты передашь, то, что внучке скажешь. Важно это. Очень важно.
— Ты уж месяц хвостом виляешь. Давно б сказал.
— Сказал, когда уверился. Добряне скажи, что неладно в столице. Пусть рощу защищать готовится, сама укрываться, случись что. Ваша сила — не клинок, она — щит. Сама знаешь. Я к ней человека направлю, с дружиной малой, да достанет ли их сил? Не ведаю… А еще скажи, что магистр Родаль вторжение готовит.
— Войско собирает?
— Нет, Агафья, подлее все, грязнее, безжалостнее. Не готовится он воевать, готовится острым стилетом пройти, да в сердце ударить. Пара тысяч орденцев у него есть, а более ему и не надобно. Когда сорвется план его, ему и ста тысяч недостанет, все в Россе останутся. Всех захороним. А коли удастся подлость его, пары тысяч человек хватит ему, чтобы к столице пройти, это четыре, ну, пять галер. Поднимется по Государыне Ладоге, да и высадит своих. Того ему хватит, чтобы столицу удержать, да по рощам священным ударить, а народ, может, и не поймет ничего, вначале-то.
— Как — не поймет?!
— Агафья,
— И то верно, Гневушка. Когда все они быстро сделают, и не заметит никто. Могу я про то Устинье рассказать?
— Расскажи обязательно. Неглупа у тебя внучка, и стараться будет, а вдруг заметит что, да предупредит кого надобно? Иногда и секунда во спасение идет.
— А еще что внучке рассказать?
— Добряне в палаты царские хода нет. А там измена затаилась. Обо всех только Магистр знает, я о тех, о ком прознал, скажу. Колдун там сильный есть — темный, страшный. О нем точно поведали. Давно уж он там, больше двадцати лет.
— И до сих пор скрывается?
— Сумел как-то. Ведьма там есть. Кто — не знаю, то ли при царице, то ли сама царица. Говорят, еще есть нечисть какая, но то мне уж точно неведомо. Знаю только, что не одно исчадье скорпионовое в палатах царских обретается. Борис-то неплох, а вот отец его слаб был. Телом слаб, духом слаб… вот и напустил в страну всякой нечисти иноземной.
— Не все они плохи там.
— Да обычные-то люди в любой земле ровно как и мы. Им бы спокойно жить, детей рОстить, жизни радоваться, того и довольно будет. А вот правителям их мало все, да и впредь мало будет, пока Росса стоит. Богатые мы, страна у нас большая, леса великие, горы могучие. А на их Лемберг с Франконией поглядишь, так и не поймешь вдруг — то ли страна, то ли кто клопа о ту карту придавил. Крохотные они, а правителю-то завсегда побольше кусок в свой рот хочется. Вот и лезут к нам, и лезть будут, военной силой не взяли, так хитростью да подлостью зайти решили. С разбором пускать всю ту нечисть надобно было, с опаской и остережкой, да патриарх тот, Феодосий, будь он неладен, фанатик неудельный, к нам век бы не прислушался. Орал, что мы с любой нечистью заедино… ты и сама, небось, помнишь. И Макарий вслед за ним, дурак бессмысленный, нашел, с кем бороться!
— Как не помнить. И рада бы забыть, да не получится.
— Мы б подсылов иноземных выловили, а вот он… сама понимаешь, молитвой их не одолеть, тут искренним надо быть, до последней жилочки, верой гореть. Он-то горел, да сам он на каждой пристани не встанет, каждого приезжего из той иноземии не встретит. А ежели какой поп чего и пробормотал…
— Наша-то сила всяко действует. А крест да молитва — только у верующих.
— То-то и оно. Внучке своей передай, пусть в палатах царских осторожна будет, глотка лишнего не выпьет, яблока не съест. Не отравят, так испортят.
— Хорошо, Гневушка. Но Устя и сама осторожная. Я ведь и не догадывалась, что сила у нее проснулась, молчала она до последнего, и дальше молчать будет. Ежели и откроется кому, только по надобности великой, когда выхода другого не останется
— А саму силу ее ты почуяла?
Агафья только руками развела.
— Не знаю, как такое быть могло. Чтобы через смерть она прошла, а жива осталась. Молилась я Матушке, а только молчит Богиня. Не наше то дело. Не надо в это лезть.
— Вот и я… спрашивал, а ответа нет. Ровно о пустом месте спрашиваю!