Выдержал, или Попривык и вынес
Шрифт:
Все это произошло такъ быстро, что, если бы не оставшійся слдъ брызнувшей пны отъ лошади на одной изъ почтовыхъ сумокъ, мы могли бы еще сомнваться, видли ли мы въ дйствительности лошадь и человка.
Вскор съ грохотомъ прохали мы Скотсъ-Блафъ-Пассъ. Гд-то около этихъ мстъ мы въ первый разъ наткнулись на натуральный щелочный источникъ, текущій по дорог, и мы чистосердечно его привтствовали, какъ замчательное чудо, о которомъ стоило написать домашнимъ, ничего подобнаго не видавшимъ. Этотъ источникъ придавалъ дорог мыльный видъ, а во многихъ мстахъ земля была какъ бы на-чисто вымытая. Этотъ оригинальный щелочный источникъ возбудилъ въ насъ такое пріятное ощущеніе, что мы чувствовали особое довольство и нкоторую гордость, когда могли записать его въ наши путевыя замтки, какъ предметъ, виднный нами и неизвстный еще другимъ. Мы немного походили на
Все это весьма картинно, но каково имъ лежать на шесть или на семь тысячъ футовъ подъ снгомъ!
Мы прозжали песчаныя горы, гд въ 1856 году индйцы напали на почту, убили кучера, кондуктора и всхъ пассажировъ, исключая одного, какъ говоритъ преданіе; но это, какъ видно, была ошибка, такъ какъ мн приходилось нсколько разъ встрчать на берегу Тихаго океана слишкомъ сто человкъ, которые выдавали себя за потерпвшихъ въ этомъ грабеж и едва спасшихся отъ смерти. Не было причинъ сомнваться въ правдивости ихъ словъ — я слышалъ это изъ собственныхъ ихъ устъ. Одинъ изъ потерпвшихъ говорилъ мн, что у него въ продолженіе семи лтъ посл этого нападенія по всему тлу виднлись еще оконечности стрлъ, а другой уврялъ, что онъ до того былъ весь пронизанъ стрлами, что посл ухода индйцевъ, когда онъ въ силахъ былъ встать и осмотрть себя, то не могъ удержаться отъ слезъ, при вид своего совершенно уничтоженнаго платья.
Однако, самое врное преданіе удостовряетъ, что только одинъ человкъ, а именно Взбитъ, остался въ живыхъ, но и то страшно израненный. Онъ проползъ на рукахъ и на одномъ колн (такъ какъ другая нога была сломана) нсколько миль до станціи. Онъ ползъ дв ночи, днемъ прячась по кустамъ, и страдалъ отъ голода, жажды и усталости въ теченіе сорокачасового своего ужаснаго путешествія. Индйцы ограбили дочиста карету, захвативъ съ собою не малое количество добра.
ГЛАВА IX
Мы прохали Портъ-Ларами ночью и на седьмое утро нашего путешествія были въ Черныхъ Холмахъ, гд вершина Ларами казалась намъ такъ близка, что рукой подать; одинокій, большой густого темносиняго цвта, зловще смотрлъ этотъ дряхлый колоссъ изъ подъ нависшихъ тучъ, какъ бы нахмуря чело. Въ дйствительности вершина была на тридцать или на сорокъ миль отъ насъ, а казалась немного отодвинутой вправо ниже горнаго хребта. Мы завтракали на станціи подъ названіемъ «Подкова». (Horse-shoe) въ шестистахъ семидесяти шести миляхъ отъ Сентъ-Же. Теперь дохали мы до враждебной страны индйцевъ и въ полдень прохали станцію Лапарель, чувствуя себя не совсмъ спокойными все время, пока были въ сосдств съ ними, будучи убждены, что за каждымъ деревомъ, мимо котораго мы пролетали въ очень близкомъ разстояніи, скрываются одинъ или два индйца.
Въ послднюю ночь индецъ, засвъ въ засаду, выстрлилъ въ верхового почтаря, который, несмотря на это, продолжалъ свой быстрый полетъ. Верховый почтарь не смлъ останавливаться и только одна смерть могла удержать его; пока еще онъ дышетъ, онъ долженъ, прилпленный къ сдлу, мчаться во весь опоръ, даже если бы бы зналъ, что индйцы поджидаютъ его. За два съ половиною часа до нашего прізда въ Лапарель смотритель станціи, четыре раза стрлявшій въ идйца, съ горестью объявилъ: «Что индецъ все время шнырялъ вокругъ, стараясь что-нибудь стянуть». Мы вывели такое заключеніе изъ его разсказа, что шныряніе «вокругъ» индйца принесло ему несчастье. Карета, въ которой мы хали, была спереди пробита, — воспоминаніе послдняго перезда въ этой мстности; пуля, пробившая карету, ранила также слегка и кучера, но онъ не обратилъ на это вниманія, говоря, что мсто, гд человкъ пріобртаетъ «мужество», находится на юг Оверлэнда между племенемъ Апаховъ, и то до проведенія компаніей желзнаго пути вверхъ, на сверъ. Онъ говорилъ,
Мы плотно спустили сторы въ эту первую ночь въ стран враговъ и легли на наше оружіе. Мы спали мало, а больше лежали смирно, прислушиваясь и не разговаривая. Ночь была темная и дождливая. Мы хали лсомъ, между скалами, горами, ущельями и такъ были сдавлены всмъ этимъ, что, когда мы старались заглянуть въ щель сторы, мы ничего не могли разсмотрть. Наверху кучеръ и кондукторъ сидли смирно, изрдка переговариваясь почти шепотомъ, какъ это длается въ ожиданіи какой-нибудь опасности. Мы прислушивались, какъ падалъ дождь на крышу, какъ колеса шумли по мокрому песку, какъ завывалъ заунывно втеръ и все время находились подъ вліяніемъ страннаго чувства, которое ощущается невольно яри ночномъ путешествіи въ закрытомъ экипаж, а именно — потребности сидть смирно, не шевелясь, несмотря на толчки и на покачиваніе кареты, на топотъ лошадей и на шумъ колесъ. Мы долго прислушивались съ напряженнымъ вниманіемъ и затаивъ дыханіе, часто кто-нибудь изъ насъ забывшись, или глубоко вздыхалъ, или начиналъ говорить; но тотчасъ же товарищъ останавливалъ его, говоря: «Тише, слушайте», и тотчасъ же смльчакъ длался задумчивымъ и обращался весь въ слухъ. Такъ тянулось скучно время, минута за минутой, дока наконецъ усталость не взяла верхъ и мы незамтно забылись и заснули, если только можно называть такое состояніе сномъ, такъ какъ это былъ сонъ съ перерывами, съ мимолетными, безсвязными видніями, изобилующими непослдовательностью и фантазіями, настоящій хаосъ. Вдругъ сонъ и ночная тишина были прерваны поднятой тревогой и воздухъ огласился страшнымъ дикимъ и раздирающимъ крикомъ! Тогда въ десяти шагахъ отъ кареты мы слышимъ:
— Помогите, помогите! (Это былъ голосъ нашего кучера).
— Бей его, убей его, какъ собаку!
— Меня ржутъ! Дайте мн пистолетъ!
— Смотри за нимъ, держи его, держи его!
Два пистолета выстрлили; слышно смшеніе голосовъ и топотъ множества ногъ, какъ будто толпа, волнуясь, окружаетъ какой-то предметъ; раздаются нсколько глухихъ тяжелыхъ ударовъ какъ бы палкою, и жалобный голосъ говоритъ: «Оставьте, джентльмены, пожалуйста оставьте — я умираю!» Потомъ слышится слабый стонъ и еще ударъ и наша карета полетла дале въ темноту, а тайна этой суматохи осталась для насъ тайной.
Какъ жутко было! Все это длилось не боле восьми или даже пяти секундъ. Мы только успли броситься къ сторамъ и неловко и спша развязать и отстегнуть ихъ, какъ кнутъ рзко свистнулъ надъ каретой и съ грохотомъ, и шумомъ помчались мы внизъ по откосу горы.
Остальную часть ночи, которая уже, впрочемъ, почти проходила, мы провели въ разсужденіи о тайн. Мы не могли разв дать ее и должны были съ этимъ помириться, такъ какъ на вс наши вопросы, обращенные къ кондуктору, сквозь шумъ колесъ, до насъ долетало одно: «Завтра узнаете».
Мы закурили трубки, открыли немного окна для тяги, лежали въ темнот и другъ другу передавали перенесенныя впечатлнія, какъ кто себя чувствовалъ въ этотъ моментъ, сколько кто предполагалъ тысячъ индйцевъ сдлали на насъ нападеніе, чему приписать послдующіе звуки и причину ихъ возникновенія. Тутъ стали мы теоретически разбирать все происшедшее и пришли къ тому, что ни одна теорія не могла намъ разъяснить, почему голосъ нашего кучера былъ слышенъ не съ козелъ, и почему индйцы-разбойники говорили такимъ чисто-англійскимъ языкомъ, если только это были дйствительно индйцы.
Итакъ, мы уютно болтали и курили остатокъ ночи, прежній воображаемый ночной страхъ исчезъ, давъ мсто размышленію о дйствительности.
Объ этомъ ночномъ происшествіи намъ такъ и не пришлось развдать ничего положительнаго. Все, что мы могли узнать изъ отрывочныхъ фразъ и отвтовъ на наши вопросы, было только то, что суматоха произошла у станціи, что мы тамъ смнили кучера и что кучеръ, привезшій насъ туда, говорилъ съ раздраженіемъ о какихъ-то бродягахъ, которые наводняли эту мстность, («не было человка въ окружности, голова котораго не была бы оцнена, и никто изъ нихъ не смлъ показываться въ селеніяхъ», — говорилъ кондукторъ). Онъ съ негодованіемъ отзывался объ этихъ личностяхъ и говорилъ, «что если тамъ здить, то необходимо имть около себя на сидніи заряженный и взведенный пистолетъ и самому начинать палить въ нихъ, потому что каждый простякъ пойметъ, что они подстерегаютъ тебя».