Выход в свет. Внешние связи
Шрифт:
При выходе тетка окинула меня пристальным взглядом, сканируя внешность, и наверняка занесла в базу неблагонадежных элементов, уж больно прищур многозначительный. Ну, и пусть. Зато у меня поступление в личную казну почти шестьдесят висоров! Как только я осознала свое счастье, меня охватила радость, но тут же приувяла, стоило вспомнить о визите к профессору. Может, не заводить разговор о фляжке? Мне и так неплохо живется — деньги валятся, согревая нулями.
В общем, ковыляла я на пятый этаж к закрытым лабораториям, и с каждым
Замок считал линии на ладони и, пискнув, пропустил за стеклянную стену. Постучавшись, я вошла в Альриково святилище, не дожидаясь ответа. А зачем? Мне так и сказали — приходи в любое время в оперативном порядке, а понятие "в любое время" равнозначно вваливанию без стука в кирзовых сапогах по уши в грязи. И никто меня не накажет за бесцеремонность, потому что пришла в оперативном порядке.
Профессор стоял у окна и смотрел через цветное стеклышко на свет, а рядом любовалась фиолетовыми облаками Лизбэт, присосавшись пиявкой к мужчине. Они так увлеклись окрашенными просторами, что не расслышали мой топот.
— Посмотрите, Лиза, на изумительные пики в диапазоне волн длиной до пятисот нанометров!
— Вижу, Альрик Герцевич, — еще плотнее присоединилась девушка к профессору. — Потрясающие пики.
— А теперь взгляните. — Мужчина поменял фиолетовое стекло на красное и снова навел на окно. — Пики падают в волнах длиной свыше шестисот нанометров. Парадокс Блюхермахера красив, не правда ли?
— Невероятен! — согласилась девица. — Блюхермахер — столп висорической науки, как и вы, Альрик Герцевич!
— Вы мне льстите, Лиза, — сказал сухо мужчина, хотя на его месте я бы возгордилась, что меня сравнили с почившим дедушкой, успевшим выпустить собрание многотомных научных трудов, которые покрывает отборной руганью каждое поколение бедных студентов.
— Папена? — абсолютно не удивившись, обернулся профессор, а Лиза, вздрогнув, опустила руку, которую хотела положить невзначай ему на плечо.
Хороша парочка — гусь да гагарочка. Восхищаются непонятными пиками, словно чудом вселенского масштаба. Не удержавшись, я сдавленно хмыкнула.
— Продолжим после небольшого перерыва, — прямым намеком Альрик указал девушке на дверь. На ее месте я бы оскорбилась за беспардонное выпроваживание и из чувства противоречия уселась на стуле, скрестив все имеющиеся конечности. Но Лизбэт оказалась гибче и дипломатичнее. Она опустила глазки и сказала:
— Хорошо, Альрик Герцевич, — и изящной ласточкой выпорхнула в дверь, одарив меня взглядом, в котором плясали далеко идущие последствия.
— Вы пришли раньше, чем обычно, — заметил профессор. Мог бы поблагодарить за то, что его спасли от банального соблазнения.
— Сегодня были экзамены, — швырнула я сумку под кушетку и забиралась наверх.
— Успешно? —
— Тройка у Стопятнадцатого.
— Считаете, что достойны лучшей оценки? — спросил он, ощупывая и оглядывая мои руки.
— Отвечаю на вопрос.
— Как общее самочувствие? Голова не кружится после скоростной реабилитации заклинаний? — Альрик начал прослушивать легкие. — Тошнота, учащенное сердцебиение?
— Нет. И фарингит прошел.
— Хорошо. На всякий случай будем дополнительно следить за симптомами, пока они не исчезнут, — сказал профессор, взяв градусник с соседнего стола. — Замерим температуру и потенциалы. Не возражаете?
Получив молчаливое согласие, он принес висограф и облепил меня датчиками. Пока мужчина фиксировал ровное пищание и равновесный ноль на шкале, я исподтишка наблюдала за ним, разрываясь сомнениями. Стоит или не стоит спрашивать о "трезубце"?
— Что-то беспокоит? — спросил Альрик.
Я помотала головой.
— Беспокоит, — утвердил он, перекрепив датчики. — Не отрицайте. Непроходящее беспокойство — один из признаков паранойи и фобий. Итак?
— Хочу вас нанять! — выпалила я, решившись, и испугалась.
— Для чего? — улыбнулся профессор, следя за стрелкой висографа.
— Провести экспертизу раритета, — сказала с независимым видом, хотя от страха желудок прилип к позвоночнику.
— Для оценки существуют специализированные экспертные центры, — пояснил Альрик, продолжая улыбаться. Похоже, его забавляла абсурдность предложения. А то мне неизвестно!
— На эту вещь нет документов, — выдавила я, сглотнув ком в горле.
— Эва Карловна, — профессор приподнял бровь, выказывая тем самым удивление, — у вас на руках контрабандный предмет? Неужели краденый?
— Д-да, — призналась дрогнувшим голосом. — То есть нет. То есть не совсем. Я хочу, чтобы вы провели экспертизу.
Альрик рассмеялся.
— Папена, вы плохо готовились по символистике, иначе бы знали об ответственности за незаконное хранение и использование раритетов и за заведомое введение в заблуждение правоохранительных органов.
— Прибыль от реализации разделится поровну, — протараторила я заготовленную фразу и поникла под уничижительным взглядом профессора.
— С какой стати? — спросил он и повторил царственно: — С какой стати вы обратились ко мне?
— Потому что у вас трезубец, — выпалила и замерла с колотящимся сердцем.
— Мне нужно пугаться? — поинтересовался Альрик, медленно скручивая проводки. — Это какая-то шифровка?
— Это клеймо на раритетах, изготовленных вами.
— Папена, ваши фантазии зашкаливают, — мужчина отнес висограф и вернулся. Пока он хромал от стола к столу, я настороженно следила за передвижениями, ни на миг не поверив в профессорское спокойствие. Оно казалось обманчивым, пугая непредсказуемостью.