Выпускник
Шрифт:
— Спасибо, Макар. Проходи, раздевайся, сейчас чай заварю. Яблочный пирог испекла по бабушкиному рецепту, тебе понравится, — говорит она, будто мы уже давно знакомы и только что виделись.
Ольга уходит на кухню.
А я снимаю куртку, вешаю на крючок на плоской вешалке, прибитой к стене.
Ольга что–то рассказывает мне, слышу, как звенят чашки.
Прохожу в жилую комнату небольшой однокомнатной квартиры.
Стою посредине комнаты. Взгляд падает на приоткрытую дверь. Слышу шорохи, словно кто–то
— Оля, ты не одна дома? — спрашиваю.
В ответ — тишина.
Гости? Кто бы это мог быть? И почему девушка мне сразу не сказала?
Ладно, сориентируемся по событиям.
Обвожу взглядом пространство. Обстановка стандартная советской эпохи. На стене над диваном висит серый гобелен с изображением пейзажа озера с лебедями. Маленький телевизор стоит в углу на невысоком темном столике, рядом с которым аккуратно сложены журналы и книги с потрепанными корешками.
В центре комнаты — круглый стол, покрытый светлой скатертью, на нем стоит ваза с печеньем. Рядом — два стула, один из которых немного скрипит, когда я на него сажусь.
Из кухни доносятся голоса. Да, там определенно кто–то есть.
На мгновение всё замирает.
— Оля, у тебя кто–то есть? — громко повторяю свой вопрос.
Но хозяйка похоже по–прежнему не слышит.
Ольга появляется в дверях кухни с двумя чашками чая в руках. Поставив чашки на стол, она присаживается рядом, и я чувствую её тепло, слышу, как у неё слегка дрожит голос, когда она начинает говорить.
А следом за ней в комнату заходит черный кот.
Момент неловкий, я–то думал, там человек.
— Познакомьтесь, — улыбается девушка. — Тимофей Тимофеевич, к нам гость пожаловал.
Кот выставляет хвост трубой, громко и недовольно мяучит, запрыгивает на диван, оттуда прямиком на шкаф. Удобно устраивается и… смотрит на меня так, будто я его объедаю.
Ни печенье, ни пирог в горло не лезут.
— Похоже, он ревнует, — смеется Ольга, смотрит на меня с ноткой легкого флирта.
— Похоже, он просто жадный. Боится, что ты скормишь мне его колбасу и рыбу, — усмехаюсь я.
— Да, он такой, вредный немного, — отвечает Оля, немного смущаясь.
У меня в голове крутится одна мысль — сможем ли мы с Ольгой уединиться, или «зарегистрированный» в этой квартире Тимофей так и будет лупить на нас свои зеленые шары всю ночь?
Неприятно, однако.
— Он может на меня не смотреть? — спрашиваю спустя пять минут.
— Хочешь, чтобы выгнала из комнаты? — Оля понимающе кивает, на её лице мелькает лукавая улыбка.
Киваю.
— Тимофей, шел бы ты на кухню! — Оля показывает коту на дверь.
Тот фыркает. После второго предложения хозяйки исчезнуть, встает на четыре лапы, выгибается в спине.
Твою мать! Это он запугивает меня, что ли? Или шантажирует неблагодарную по его мнению хозяйку?
—
Но он никуда не уходит, игнорирует намеки хозяйки и мой прямой текст.
— Кыш, — повторяет за мной Оля, встает.
Тут на Тимофея что–то находит, он шипит, бросается ракетой на белый тюль, по нему слетает вниз на пол. Пробегает по моим ногам, исчезает за дверью.
— Тюль, — взвизгивает Оля, бежит к шторам. — Ужас. Затяжек сколько!
— Мне так жаль, — говорю, добавляя в голос много–много мягкости. Ну как умею.
Подхожу к девушке, кладу ей руку на плечо, заставляю повернуться ко мне.
Мы впервые стоим очень близко друг к другу, с любопытством разглядываем лица.
— У тебя голубые глаза, — шепчет Оля.
— Я знаю, — отвечаю сухо.
Все идет не так, как планировалось. Я думал, будет как в крылатом выражении Цезаря «Пришел, увидел, победил», но дурацкий кот — хозяин жизни, мать его, сбил весь настрой.
Ни поесть, ни сексом заняться.
Увидел во мне конкурента, думал я на его жилплощадь претендую? Больно надо, у меня есть своя — безопасная — очищенная от женского присутствия — это комната в общежитии МГУ. Переезжать я никуда не планирую.
Я обнимаю Олю за тонкую талию, и кружу ее по комнате. В оглушающей тишине слышны только наши шаги и дыхание.
— Ты занимался танцами? — девушка смотрит на меня широко распахнутыми глазами.
— Оскорбляешь? Карате, бокс.
— Как интересно. А ведешь в танце так, будто вальсировал всю жизнь.
«Вальсировать» девушку, вести ее в светлое будущее, где есть только радость, — наше кредо.
— Прости, я чуть не испортила все с этим тюлем, — извиняется Оля, тая в моих руках.
Моя хватка вокруг ее талии сжимается, чувствую горячее дрожащее женское тело. Податливое. Желающее слиться с моим.
Понимаю, мне этого мало, и мои руки скользят на крепкую как орех попу.
— Ты же не отвечаешь за кота, — отвечаю чуть охрипшим от желания голосом.
— Я же его воспитала не по–советски.
— Действительно, такого кота надо судить на комсомольском собрании, он живет как буржуй. Капиталист, мать его.
Мои руки окончательно занимают нужное и удобное положение — на «щечках» Оли.
Останавливаемся… и в этот момент в мою руку врезаются раскаленные ножи.
— Твою мать! — ору я, резко убирая руки от попы Ольги.
В шоке разглядываю окровавленную руку и наглую морду Тимофея.
— Беги! — цежу сквозь зубы.
— Мне так жаль, — шепчет Оля. — Я его обязательно накажу.
В её голосе сквозит досада, но при этом она виновато улыбается, пытаясь сделать вид, что ничего особенного не происходит.
Кажется, она даже довольна своим котом.
— Ну всё, теперь я тебя накажу, — слегка шлепаю ее по пятой точке.