Выпускник
Шрифт:
Майор Андрей Волковразговаривает по телефону, показывает мне рукой на стул, стоящий за столом.
Присаживаюсь.
— Да, товарищ полковник, будет выполнено, — с грохотом кладет трубку на аппарат и смотрит на меня так, что мне икнуть хочется.
— Ну что же товарищ Сомов, поздравляю вас.
— С чем? — спрашиваю осторожно.
— Как с чем? Вам же вчера первую статью доверили написать.
Так. Это уже становится интересно, потому что, совсем непонятно, зачем майору знать о таких мелочах.
—
— Ну да, отравилась рыбой из консервной банки наша Ника! Сколько раз я говорил ей, что плебейский образ жизни ее когда-нибудь убьет. Так и вышло, — майор подмигивает мне.
Моя догадка верна — он сам отправил Нику подальше от серьезных проблем, как только я дал ему наводку на Игнатова. Получается, он нашел всех преступников…
Вглядываюсь в его лицо — абсолютно серьезное. Значит, мне показалось. Простое совпадение. Ничего личного.
— Надо было, как яд малыми дозами принимать, — ровно произношу я.
Майор округляет глаза.
— Цари так делали, чтобы яд не подействовал во время настоящего отравления, травили себя потихоньку. Например, Иван Грозный, его сын.
— Голову не морочь мне.
Майор снова снимает трубку, на круглом циферблате набирает какие-то цифры.
— Ну чего вы там застряли? Ведите её ко мне.
Кого её? Сердце ёкает. Наконец, дверь открывается и входит в комнату молодая женщина. Потрепанная жизнью, помятая. На аккуратной женской фигуре висит мешковатое синее трикотажное платье, то ли растянулось, то ли стало велико.
Волосы у женщины русые, глаза голубые.
— Ольховская, садитесь.
Садится напротив меня. Замечаю, что наручников на ее руках нет, но она всё равно трет запястья. Может, только что сняли?
— Марина, знакомьтесь, этому человеку вы обязаны жизнью своей, и не только.
Девушка осторожно опускается на стул и молча смотрит на меня. Долго, испытующе.
— Мне сказали, что вы спрятали моего сына. И только вы знаете, где он.
Киваю.
— Скажите, где он, умоляю.
— Ваш сын в безопасности, он со своей бабушкой, — выдает майор раньше, чем я. Чем ставит меня в тупик.
— В смысле с бабушкой? Мы с Аней Весниной и ее женихом Виктором Карбышевым отвезли мальчонку к первой учительнице Ани — Томилиной Наталье Сергеевне.
Марина замученно вскрикивает и падает лицом на стол, плачет.
Не пойму только от радости, или печали. То ли расстроилась, то ли наоборот отпустило ее.
— Томилина — мать Максима Звонарева. Из–за того, что сын «прославил» ее фамилию, женщинепришлось взять свою девичью, чтобы ее не связывали со Звонарём. Так что, Макар, вы ей прямо в руки внучка отдали.
— Я не знал.
— Знали–не знали, а чутье вас не подвело.
— Можете
— Её задержали?
— До установления всех деталей происшествия. Дает показания, касающиеся смерти любовника, следователю по уголовным делам.
— Где ее нашли? При чем здесь Игнатов? Его взяли? С валютой?
— Взяли. Сначала отдали валютчикам, а теперь вот выясняется, что судить его будут еще и за убийство, и за создание ОПГ.
— Убийство? — сглатываю ком в горле.
— Он главный подозреваемый в деле Звонарева.
— Вот значит, как? Деньги не поделили?
— Судя по всему, женщину.
В голове не укладывается. Этот лошок Григорий Игнатов, друг и бывший однокурсник Ольховской — убийца ее любовника и отца Вани.
Смотрю вопросительно на майора, он на меня.
— Зачем тебе знать подробности дела? Всё равно ты об этом никогда не напишешь.
— А вдруг на пенсии я примусь строчить мемуары. Появятся волшебные печатные машинки, будут называться компьютерами, они будут хранить в себе всю информацию, и их клавиатуры будут настолько комфортны и быстры, что я буду строчить днем и ночью.
Майор смотрит на меня как на чужестранца, легкая улыбка касается его губ.
— Ника Королева работала на нас. Сколько себя помню, сначала ее отец, потом она. Но как ты понял, дамочка она не из простых, поэтому в какой–то момент задрала таксу, и начала нанимать своих людей, для выполнения заданий. Когда однокурсница просила ее подсобить с работой, Ника устроила ее через своего отца внештатным корреспондентом. И отправила на задание, собирать материалы по спекуляции, набирающей обороты.
— Но газета «Правда» не пишет о спекулянтах, с чего вдруг Нике влезать в это?
— Золотое дно, ты еще этого не понял?
Мотаю головой.
Я-то надеялся, что майор сейчас признается в любовной связи с Королевой, но он крепкий орешек, не хочет, не доверяет.
— Сомов, какие твои годы. Ты сколько в столице?
— Три месяца.
— Вот. Всего три, а глаза уже открываются. Многие всю жизнь проживают, да так и не узнают, что есть две столицы — одна для всех, а другая — для избранных.
— В Советском Союзе все равны! — бубню я.
— Нет. Для некоторых светлое завтра давно наступило. Только об этом не обязательно знать всем, потому что на всех его не хватит.
— Чего его?
— Добра.
— Чушь! Нужно всего лишь правильно распределить. Возможно достичь коммунизма, зная про ошибки наперед!
— Ладно, комсомолец, живи, ошибайся, шишки набивай. Тебе восемнадцать, вся жизнь еще впереди. Ты же журналист, значит, всегда будешь тереться там, где деньги делаются, или на поле поедешь, отчеты колхозников собирать. Сам сделаешь выбор.