Выпускник
Шрифт:
Сейчас же я бреду по дороге, заваленной снегом, ноги утопают в сугробах, и я уже не знаю выберусь ли.
Каждый шаг дается мне с трудом, и в какой-то момент мысли становятся вязкими.
«Сессия… рыба… икра… „Океан“… дядя Витя и его бесконечные разговоры о том, что талант нельзя разбазаривать, не для этого он дан».
Ветер пронизывает насквозь, мороз щиплет лицо.
Хмыкаю устало. Столица встретила меня сегодня не очень хорошо, общипала всего как гуся и выбросила за свои пределы. Чувствует,
Надо ей доказать, что я к ней с добром.
Знаю, что попаданцы мир не меняют, это глупо, пытаться исправить неисправимое. Но можно же сделать что-то на месте, изменить мелочи, чтобы людям рядом с тобой жилось легче и комфортнее.
Мороз щиплет лицо, приводит в чувство.
Суровый климат — наше всё, — снова улыбаюсь.
«- Не попадайся на глаза Мартынову, ты его раздражаешь, — вспоминаю слова дяди».
Теперь я точно не попадусь ему на глаза.
Делаю еще один шаг, вязну в сугробе.
До сегодняшнего дня я и не представлял, что зима такая снежная, и сугробы настолько глубоки.
«У меня очень много дел. Сессия. Работа. Рытвин».
Чтобы выполнить свои обязательства, я должен успеть вернуться в общежитие.
Еще один шаг — вперед на Москву!
«- Не смеши меня, — говорит тот, что в сером плаще. — Никогда не поверю, что Мартынов дал тебе задание изучить нашу рыбную сеть, и написать разоблачительную статью в 'Правде»!
— Может, главред крышует внештатников, которые как крысы бегают по столице, и суют носы в чужие дела. У Мартынова связи-то до самого верха тянутся.
— Заткнись! Никогда такой большой человек, партийный, не свяжется с гопотой и грязью. Для него репутация — что мать родная. Деньги его не интересуют. — Мужики снова вцепляются в меня взглядами, а один для пущей убедительности заряжает в солнечное сплетение.
Я бы врезал им, раскидал их тут, но соображаю, что нет смысла. Этих побью, в следующий раз других подошлют.
— Ты бы, парень, пока живой, исчез из столицы. Забирай документы из вуза и езжай к мамке. Только так о тебе позабудут. Полгода в Москве? А по твоей вине уже столько людей денег лишились.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Ктодал тебе задание написать о нашей рыбной сети? Кто из ваших входит в нашу организацию в Сочи? Кто крот? Сколько вас пасут перевозки?
Молчу, сцепив челюсти.
— Мы можем напрямую задать вопрос главреду Мартынову, когда это его любимая газета занялась рыбным промыслом.
— Вы кто такие? — спрашиваю резко. Для человека, попавшего в переплет, мне бы мягче быть. Но я наоборот включаюсь.
— Мы с тобой, можно сказать, коллеги. Мы тоже за правду боремся, за чистоту идей. Вот только наши интересы немножко разошлись, и мы бы хотели, чтобы ты не лез куда не надо. Понял?
Мысленно посылаю куда подальше.
Не
Внутри уже что–то шевелится — предчувствие, что всё это не закончится парой слов.
Гниды.
Неужели, мы вышли на самого главного?
— Ты, Макар, парень умный, — наконец добавляет второй — поэтому на будущее тебе совет — держись подальше от тех, кто пытается играть в игры взрослых дяденек, которых ты не знаешь. Столица — она не прощает ошибок. А рыбный промысел в нашей стране не такой уж прозрачный. Можно и сгинуть в его пучине. В мутной воде тяжело будет найти тебя.
Сжимаю руки в кулаки. Слушаю.
— А вот если ты на нашей стороне, то всё будет по–другому. Подумай об этом. Нам свои журналисты в будущем нужны. Мы же можем тебя и на телевидение устроить. Только пожелай.
Машина останавливается резко. Выхожу.
— Кстати, девушка твоя очень симпатичная. Так бы и съел…
— У меня нет девушки, — цыкаю я.
— А Валя кто?
— Просто сослуживец.
— Сослуживец, так теперь называют женщин-любовниц с работы? — смеется нехорошо второй.
— Да, — огрызаюсь я.
— Неправильный ответ!
В этот момент получаю удар в солнечное сплетение, и теряю сознание от болевого шока.
Волга уносится в ночь, оставляя в моей душе одни вопросы.
И тут я понимаю, что следующие полгода будут в моей жизни не из легких.
Похоже количество тех, кто хочет заткнуть мне рот — растет.
— В очередь, граждане, — ору хрипло.
Бью кулаком по воздуху. Чего мне париться? Пускай об этих гражданах — расхитителях соцсобственности Рытвин беспокоится.
Ну и конечно, ими должен заниматься не я, а ОБХСС — отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. Впрочем, вскоре так и будет.
Ускоряюсь, чтобы успеть добраться до общежития к утру.
Как ускоряюсь?.. Делаю еще два шага.
Почему-то вспоминается сбитый летчик Маресьев, который восемнадцать дней полз по снегу, и это воспоминание меня вдохновляет. Дает сил бороться.
Но мозг цепляется за другое обстоятельство, и не дает расслабиться.
Бандиты явно угрожали, и не мне одному… упомянули имя Валентины.
Падлы.
Сам-то я за себя постою. Справится ли девчонка, вот в чем вопрос?
Нужно срочно ее увидеть.
Это последняя здравая мысль в моей голове, я поскальзываюсь на ней и проваливаюсь куда-то.
Слышу, как надо мной разговаривают люди.
Будто летаю над своим телом и вижу, как меня несут к грузовой машине. Два мужика с трудом затаскивают мое бездыханное тело в кабину.
— Живой?
— Живой! На тепло реагирует.
— В больницу его. Отморозил себе всё что мог.