Выпускник

Купцов Мэт

— Что это, Макар?

— А ты не знаешь?! — цежу сквозь зубы.

— Нет, — мотает головой. — Может, еще по одной за твою мамку?

— Давай.

Закусив соленым огурцом из трехлитровой банки, которую закатывала собственноручно моя мать, я снова смотрю на дядю.

Достало уже его нежелание говорить со мной как со взрослым человеком.

— Это мое новое дело, которым я занимаюсь с подачи КГБ!

— Что сказать, молодец, Макар Матвеевич Сомов! — дядя глядит на меня осоловевшим взглядом.

Как

же с ним сложно! Из него правду хоть клещами вытаскивай! Такой как дядя Витя в Великую Отечественную в разведке бы сгодился.

Чтобы успокоиться и не рефлексировать, смотрю сквозь дядю на унылую комнату, она — на меня.

Шкафы, заваленные пыльными книгами, неубранные в шкаф вещи.

— Так как твоя учеба? — неожиданно мой собеседник меняет тему. — Как сессию сдал? На пятерки? Учиться на журналиста нравится?

— Нравится. История КПСС, научный коммунизм, литература древних, что же тут может не нравиться. Всё самое то, чтобы журналистские расследования вести! — говорю со злостью.

— Что-тоя не понял, тебе не нравится? Ты же рвался в столицу! Нет чтобы пополнить органы милиции, так ты взбрыкнул, захотел модную профессию. Не по Сеньке шапка.

— Считаешь, чтобы журналистом быть не надо ни силы духа, ни мозгов? А чтобы преступников ловить — у меня их достаточно?

Звучит как-то оскорбительно, но я прощаю, и нарываться не намерен.

Только вперед, победа за мной — мой девиз.

— Ты мне, дядя, одно объясни, как так выходит, что меня в столице уже на заметку взяли, и охоту на меня открыли?

— Наследил? — почти издевательски спрашивает он.

— Я не следил! Расследовал, как умел.

— Если хочешь помогать обществу и менять будущее, иди к нам. Ничего у тебя не выйдет в журналистах этих. Ты же не надеешься выпустить пару статеек и изменить международную ситуацию? Снизить накал противостояния между США и СССР?

— Чего?

— Ты же не собираешься свой дар разменивать на гопоту и спекулянтов?

— Пока что мне в расследования со спекуляцией и гопотой втягивают… как я понимаю, твои дружки… — смотрю внимательно в лицо дяди.

— Мои дружки?

— Майор Андрей Волков, Рытвин — кэгэбист. Сам главред Мартынов доверил мне статью. С какой радости они вьются вокруг восемнадцатилетнего пацана?

Дядя прищуривает глаза. Вижу, что хочет что-то сказать, но не решается.

— Мы держимся друг друга, — выпаливает он, будто я застал его врасплох, и эта фраза была единственным верно сказанным предложением, но ни черта не объясняющим.

— Дядь Вить, я не отступлю, пока не получу от тебя всех объяснений.

— Послушай, сынок, — он тяжело вздыхает, отодвигает от себя тарелку с оливье. — Мне было бы проще контролировать ситуацию, будь ты рядом, а так я едва успеваю разгребать за тобой и для тебя…

Он несет черт-те что. Не надо было заводить столь серьезный разговор за

столом. Сплоховал я.

— Враги твои бегут от тебя не просто так. Девчонки бегают за тобой и твоей харизмой, видя в тебе завидного жениха. Но мы-то с тобой знаем, что не жених ты им.

Бросается в глаза, что Виктор теряет нить разговора, перескакивая с одного на другое.

— Ты парень должен решить, как талант этот свой правильно пристроить здесь… распорядиться им так, чтобы стыдно не было перед теми, кто дал тебе его.

Опа! А вот это совсем не по-советски. Дядя Витя решил затеять со мной разговор о Боге?

Деструктивно для сотрудника милиции.

Что дальше?

Этот разговор не перестает меня удивлять.

Впрочем, чему я удивляюсь, именно так живут граждане в СССР. Всё, что у них есть — секс, Бог — под запретом для разговоров. О религии говорить не стоит в обществе, посмотрят, как на ненормального. Сказать прилюдно «Слава Богу» — засмеют, или покрутят у виска.

В СССР принято говорить спасибо не небесам, а руководству страны, которое обеспечило тебя всем необходимым для жизни — квартирой в хрущевке, школой, детсадом, универсамом в пешей доступности, бесплатной секцией, где ты можешь стать сильным. Научиться жить по принципу — быстрее, сильнее, выше.

Благородство и уважение к сильному сопернику здесь приветствуется, но лучше не выделяться, быть как все.

Что делать тем, кто принимает вызов, преодолевает все препоны и давление, обрушивающееся сверху. Чувствует себя настоящим подлинным лидером, не уступающим характером партийным лидерам?

Что делать, если выделяться нельзя?

Выход один — становиться как они — идти во власть или искать у себя талант, развивать его в секциях и использовать на благо страны.

Вот где собака порылась!

Дядя видит во мне талант следователя и ему безумно жаль. По его мнению, я хочу этот самый талант бездарно разбазарить.

Теперь хоть понятно, чего она так переживает за меня.

Радуюсь своему умозаключению, ловлю на себе набыченный взгляд. Я всегда готов защищаться, спорить, аргументировать. Но не сейчас. Дядя немного не в себе, ему жаль, ведь он относится ко мне как к сыну. Грубить ему я не могу.

Всё что понял из разговора, за мной следят его люди, пытаются отвести от меня настоящую беду.

Я отвел взгляд и тяжело вздохнул.

— Ничего не понимаю, сначала ты просишь всех этих людей втянуть меня в неприятности, затем отправляешь других, чтобы помочь. Несостыковычки.

— Ты главное, аккуратно.

Сказать мне чтобы я аккуратно ложился под каток, который намерен раздавить меня в этом мире, ну это прям сильно.

Невольно улыбаюсь.

— Может в шахматы сыграем партейку.

— Можно'.

На этом наш не очень адекватный и стройный разговор в тот день закончился.