Высокое Искусство
Шрифт:
— Это было правильно.
— Что? — Елена подумала, что ослышалась. Впервые за много месяцев она усомнилась в хорошем владении всеобщим языком.
— Я была унижена. Оскорблена. Прошли годы, прежде чем я поняла, что отец не мог поступить иначе.
— Но… Почему?
— Паж покусился на дочь своего господина. Нанес оскорбление патриарху, а значит всей семье Вартенслебенов. Если бы удалось скрыть, можно было просто выслать мальчика обратно. Но бегство и погоня… Неизбежные слухи о потере девственности. Отец поступил единственно
— А семья пажа?
— Она тоже поступила правильно. Нельзя просто так убивать членов благородной семьи. И началась война домов.
Значит, эта молодая женщина еще в ранней юности оказалась поводом для межклановой усобицы. Богатый жизненный опыт.
— Вы победили?
— Да. В первом же бою чуть не погиб мой брат. Тогда я еще любила его. И это был хороший урок.
— Ты простила отца?
— Нет. Но я его поняла. И училась у него.
— А я не понимаю этого… — честно призналась Елена.
— Семья, Люнна, семья, — очень серьезно и строго вымолвила Флесса. — Сюзерен оставит тебя без милостей и защиты. Вассалы и горожане переметнутся. Слуги предадут. Закон смолчит, император не заметит.
Елена скорчила гримасу, радуясь, что Флесса не видит ее лица.
— Но лишь семья всегда останется с тобой. Они преломят с тобой хлеб в нужде. Они прокормят в старости. Они похоронят и прочтут молитву, сделают гравировку на черепе в фамильном святилище. Только семья станет за тебя против остального мира. Отец был суров и жесток, за это я его не прощу никогда. Но сейчас мальчик давно в могиле, а я… я буду править сильнейшим герцогством западного королевства.
Елена почувствовала дрожь в руках, и отнюдь не от страсти или холода в комнате.
— Твоя очередь, — напомнила герцогиня. — Ты любила ее?
— Я… — Елена задумалась. — Не знаю.
Флесса ничего не сказала, и ее молчание звучало красноречивее любых слов. Немое обвинение в нечестности. «Дашь-на-Дашь» подразумевала равный обмен.
— Действительно не знаю, — тихо сказала Елена, прижимаясь щекой к лопатке Флессы. Снова захотелось провести кончиком языка вдоль позвоночника, чувствуя чуть солоноватый вкус.
— Я спасла ей жизнь. Она спасла мою. Нам выпало так мало времени… Чего было больше, симпатии, благодарности? Или просто желания разделить опасность и тепло? Не знаю.
Слова появлялись сами собой, Елене было на удивление легко проговаривать то, о чем она прежде запрещала себе даже думать.
— Мне было очень больно, когда она погибла. И больно сейчас. Это любовь? Или грусть? Или потеря? Не знаю. Я никого прежде не любила. Не с чем сравнить.
Флесса помолчала. Затем спросила:
— Монеты на твоей шее… Это от нее?
— Да, они с… — Елена в последнее мгновение решила не упоминать Пустоши. Еще не время. Придется открыться любовнице, это неизбежно, однако… не сейчас. Потом.
— … издалека. Мы разделили с ней тяготы, жизнь и смерть.
— Обычай рутьеров-побратимов, — заметила герцогиня. —
— Я расскажу тебе. Но не сейчас, — сказала Елена, и снова у нее вырвалось то, чего говорить не следовало. Это была некая вспышка, взрыв чувств. — Ее истязал тот мерзавец, который был у тебя в доме белошвеек!
Да будет вам известно, любезные господа, что женщина может удовлетворить потребности мужчины разными способами. И хотя может показаться, что сегодня мы испытали их все, позвольте разубедить вас.
Да утихомирьте ее, наконец. Просто сломайте этому животному ногу. Уверяю вас, оно сразу станет очень послушным.
Подайте мой особый нож. Друзья, приглашаю вас оценить старинное искусство p`atrean, сиречь резьбы на выделанной коже. К сожалению, мое умение пока невелико, да и материал оставляет желать лучшего, но я уверен, вы проявите снисходительность к моему несовершенству! Приступим.
Она склонила голову, закусила губу, чувствуя, как горячая волна идет вверх по телу, заполняя жаром кровеносные сосуды, обжигая сердце. Глупо, как глупо… Умолчать про Пустоши, чтобы сразу проболтаться о своем видении в бане с Шеной. Сейчас достаточно одного вопроса, и он обязательно последует! Флесса резко, порывисто развернулась, сминая и без того сбившуюся простыню, так, что послышался характерный звук рвущегося полотна.
— Никогда! — она обхватила лицо Елены, не как прежде, а с нежной тревогой, будто не хотела выпускать, боялась за подругу.
— Никогда не связывайся с Шотаном!!
— Он такой страшный?
— Страшнее нет никого, — все с той же серьезностью и тревогой выпалила Флесса. — Никого! Уж поверь. Меня защищают титул и семья. Тебя не защитит никто, даже я. Бойся его!
Она закрыла Елене рот дрогнувшими нервными пальцами.
— И больше ни слова. Не сейчас.
Лекарка сжала челюсти и сочла за лучшее промолчать. Ее длинный язык и без того почти довел до беды. Для себя она уже решила, что и свяжется, и не испугается. Но — потом. Тщательно подготовившись. Все обдумав и не совершая глупых, скоропалительных поступков.
Флесса провела рукой по лбу Елены, очертила край взмокших от пота волос над глазами.
— А когда ты спишь, у тебя печальное лицо, — внезапно шепнула она. — Всегда печальное.
— Ты смотрела на меня во сне? — улыбнулась Елена. — Как и я на тебя?
— Да.
Движения пальцев Флессы опять напомнили последнюю ночь на Пустошах, только перевернутую, как в зеркале. Тогда Елена гладила утомленное, чуть грустное, прекрасное лицо Шены. А сейчас Флесса разглаживала крошечные морщинки, как будто старалась дать подруге новый, счастливый и безмятежный образ. Елена перехватила руку герцогини, прижалась губами к ладони, потерлась щекой.