Высокое Искусство
Шрифт:
— Жаль, что тебе не пришлась по сердцу цеховая грамота, — шепнула Флесса, определенно стараясь отвлечь спутницу от мыслей о Шотане. — Я думала, ты будешь рада.
— Я рада.
— Тогда не понимаю… — чуть отстранилась Флесса, синие глаза полыхнули недоумением.
— Мне трудно объяснить, — Елена подбирала слова медленно, с тщанием. — Я готова была согласиться. Я хотела бы… Хотела. Но ты не дала мне выбора.
— Все равно не понимаю. Это же подарок!
— Флесса, милая, — Елена погладила любовницу подушечками больших
Как легко прозвучали слова… «Правду говорить легко и приятно». Значит ли это, что в ней остается все меньше от человека с Земли? Становится ли она и в самом деле медичкой Люнной, человеком Ойкумены?
— И я знаю, что вы не дарите подарки такой ценности, — Елена отчетливо выделила голосом слово «вы». — Дворяне преподносят презенты. Одолжение патрона клиенту. Оно всегда обязывает. Я подумала, что ты снова хочешь меня купить.
— Глупая, — герцогиня тронула ногтем кончик елениного носа. — Чудесная Люнна… Это был подарок. Просто подарок. Тебе.
— Спасибо, — Елена спрятала лицо на груди Флессы. — Спасибо тебе…
Она не видела лица герцогини, но была уверена, что та улыбается.
— Ты впервые назвала меня по имени.
— Правда? — удивилась Елена. Начала вспоминать и действительно, похоже, так и было.
— Флесса, — повторила она, пробуя слово на языке, как дольку сладкого апельсина.
— Люнна, — отозвалась эхом герцогиня, гладя плечо лекарки по внутренней стороне до локтевого сгиба.
— Давай договоримся, — предложила Елена.
— О чем?
Они говорили так тихо, что сами едва слышали друг друга. Скорее угадывали смысл по глазам, по легчайшим движениям губ. По чувствам.
— Если между нами снова ляжет дохлая лошадь, мы поговорим об этом. Как бы обидно не было. Как бы ни хотелось разбить всю посуду. Сначала мы говорим, чтобы не осталось недомолвок.
Елена уже свободно, инстинктивно оперировала чисто местными речевыми оборотами, даже не задумываясь об этом. Флесса улыбнулась, едва заметно, краешками губ, и от того улыбка казалась особо милой, нежной.
— Хорошо.
Они поцеловались снова, легко, словно два перышка коснулись друг друга. Просто желая показать другой, сколь дорога женщина, что сейчас в объятиях. Просто чтобы убедиться самой — «я желанна». Флесса первой оторвалась от чужих губ, поднялась и села на углу кровати. Свеча почти догорела, слабый огонек порождал удивительную игру света и тени, подсвечивал обнаженное тело так, что Елена сжала челюсти до хруста в зубах, превозмогая желание устроить новый поединок сословий. Но для этого уже не оставалось сил. И одного лишь взгляда на холодно-отстраненное лицо герцогини было достаточно, чтобы понять — всякой вещи свое время. И час изысканных удовольствий закончился.
— Ты доверяешь мне? — спросила Флесса. Очень серьезно, очень весомо.
— Да, — Елена машинально подобралась,
— Я доверилась тебе, — с той же предельной, убийственной серьезностью вымолвила дворянка.
— И я не обману твое доверие.
Елена сглотнула, быстро моргнула, чтобы не осталось и следа от одной крошечной слезинки. Да, счастье быстротечно, все хорошее заканчивается. И эта чудесная, волшебная ночь, что едва не началась с убийства, тоже подходит к завершению. Остается наслаждаться каждой минутой. Пусть даже они утекают, как песчинки в часах, и осталось совсем-совсем немного.
— Верю. И речь не о том.
— О чем тогда?
Флесса чуть наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то.
— Я хочу, чтобы ты доверилась мне в ответ.
— Что ты хочешь?
Теперь села и Елена.
— Доверия. Веры.
— Я слушаю.
— Будь со мной.
— Я и так с тобой, — Елена не понимала, что происходит, но судя по тону Флессы, творилось нечто значительное и очень важное.
— Нет. Будь со мной сегодня. Отправимся в мой дом, — аристократка говорила короткими, рублеными фразами. — И ты не покинешь его от рассвета до рассвета.
— Но… моя работа… дом… — лекарка подтянула ветхую, хорошо постиранную ткань еще выше, под самый подбородок.
— Доверие, — повторила Флесса. Ее глаза казались темнейшими омутами, которые вбирали свет, не выпуская наружу ни единого лучика. — Я доверилась тебе. Теперь твоя очередь. Если веришь мне, подчинись, без вопросов, без сомнений.
— Как слуга? — Елена все-таки не удержалась и сразу же устыдилась порыва. Ведь лишь несколько минут назад сама предлагала проговаривать все недомолвки. Она погладила Флессу по плечу и виновато попросила. — Извини.
— Извиняю. Нет. Не как слуга. Как человек, которому я открыла сердце.
Вот здесь Елена ощутила нешуточную тревогу. Вспыльчивая, энергичная Флесса казалась целеустремленной, сосредоточенной, как боец на арене. И просьба явно значила для нее многое.
— Ты можешь мне что-нибудь рассказать? — попросила лекарка.
— Позже. Сейчас я могу… лишь попросить.
Елена хорошо представляла, каких трудов стоило это простое, обыденное «попросить» болезненно гордой — как все дворяне — Флессе. Гордой и привыкшей общаться с низшими на языке приказов и наказаний.
— И я прошу, — Флесса взглянула прямо в глаза Елены. Лицо герцогини казалось спокойным и безмятежным, но в синих зрачках, словно запертое пламя, билась мольба. Глаза высокомерной аристократки молили так отчетливо, словно женщина кричала в голос:
«Пожалуйста, я прошу, не заставляй меня дальше унижаться. Я готова, ради тебя, готова даже на это, но пожалуйста… пожалуйста…»
— Я беспокоюсь о Баале, — Елена постаралась придерживаться столь же ровного, делового тона. Спохватилась, что Флесса, скорее всего, даже не знает, кто это. — Хозяйка дома. У нее маленькая дочь.