Высокое напряжение
Шрифт:
Она увидела меня, неподвижно сидящую на столе, и долгое время стояла в дверном проёме.
Она не пыталась убежать.
В конце концов, она присоединилась ко мне за грязным, облезлым столом из жёлтого огнеупорного пластика, обрамлённого алюминием, сев напротив меня в оранжевое меламиновое кресло, и очень долгое время мы смотрели друг на друга, ни одна из нас не говорила ни слова.
Иногда нечего сказать.
Только
Я достала пакетик из кармана.
Она дала мне зажигалку и ложку.
Я узнала практически все, что мне известно о жизни, из телевизора. Я смотрела на вещи, которые детям видеть не стоит.
Улавливая слабые намёки по её глазам, качанию головы, кивку, восьмилетними пальцами и древним сердцем я приготовила своей матери последнюю дозу и дала ей иглу.
Смотрела, как она перетягивает жгутом руку и нащупывает вену. Видела следы, костлявость её конечностей, дряблую кожу, пустоту в её глазах.
Затем она плакала.
Не уродливо, просто на её глаза нахлынули слезы. Пустота ушла на кратчайший из моментов.
Она знала.
Она знала — что бы ни было в этой игле, это станет её последним.
Если бы я больше понимала о героине и фентаниле, я бы позаботилась, чтобы героина в игле было достаточно, чтобы смерть стала прекрасной, но эти сукины дети, должно быть, принесли мне чистый фентанил.
Она на долгий момент прикрыла глаза, затем открыла их и приставила иглу к вене.
Затем она заговорила, и единственные слова, которые она мне сказала, были болезненно медленными и болезненно нежными.
— О… моя прекрасная… прекрасная маленькая девочка.
Игла пронзила её кожу, яд попал в её вену.
Она умирала уродливо, корчась в судорогах, блюя кровью.
Умирала лицом в луже кровавой рвоты на старом, потрескавшемся столе, в своём собственном дерьме на дешёвом стуле.
Я долгое время сидела на столе перед тем, как встала и избавилась от тел.
Глава 19
Леди в красном[34]
Я надела кровавое платье.
Не на самом деле окровавленное. Хотя на краткое мгновение я об этом подумывала.
Шазам всю вторую половину дня не отвечал ни на одно из моих бесконечных заманиваний,
Отвернувшись от зеркала, я попыталась ещё раз.
— Шазам, я тебя вижу, Йи-йи. Пожалуйста, спустись, где бы ты ни был. Я беспокоюсь о тебе, — сказала я воздуху. — Ты самая важная вещь в мире для меня. Ты моё всё. Если тебя что-то беспокоит, мы можем исправить это вместе. Если ты хочешь пару, видит Бог, мы пойдём прочёсывать миры и найдём её для тебя. Пожалуйста, пожалуйста, просто дай мне знать, что ты в порядке?
Ничего. Ни лишённой тела улыбки, ни шипения, ни рычания, ни слабого рокочущего заверения, что он все ещё живёт и дышит. Та же грёбаная тишина, которую я получала весь остаток дня.
— Так, это нечестно, — сказала я, сжимая руки в кулаки на талии и сердито глядя вверх. — Как бы ты себя чувствовал, если бы не мог меня найти и ужасно волновался? Как бы ты себя чувствовал, если бы ты жаждал ласк и расчёсывания, а я отказывалась тебе отвечать или уделить тебе даже крошечную капельку внимания? Если бы твоя шкура болела от нехватки любви и поцелуев? Если бы я просто совершенно забросила тебя и позволила твоему сердцу все это время разбиваться, пока ты не почувствуешь, будто можешь просто поблекнуть и…
— ЛАД-НО! — мой Адский Кот взрывом появился из воздуха надо мной и приземлился на пол гардеробной мягкими лапами, распушив шерсть, выгнув спину, шипя. — Я здесь! Понятно?
Я опустилась на колени и протянула руки.
— Шаз, детка, что происходит? Что не так? Почему ты меня избегаешь?
Он шлёпнулся на ляжки и распластал лапы по косматому животу.
— Я просто привыкаю к этому! — прорычал он.
— Привыкаешь к чему? — озадаченно спросила я.
— Ты меня покидаешь! Снова одного. Ты сделаешь это. Все уходят!
Я нахмурилась. Откуда взялся этот страх? Что я сделала, чтобы заставить его думать, будто я могу его оставить? Со дня нашей встречи ему всегда нравились большие куски времени наедине, и хоть он иногда склонен к ярким, почти параноидальным эмоциям, он никогда не озвучивал такой тревоги. Напротив, он, казалось, становился более уверенным и счастливым с нашим домом и отношениями. До этого недавнего инцидента с манулами.
— Ты же знаешь, что это не так. Ты и я, мы семья, Шаз. Семья — это навсегда.
— Не-а, — воинственно сказал он, и покатились слезы. — На этой планете, — он шмыгнул носом, — семья едва ли длится долго. Они умирают или уходят к кому-то другому.
— Семьи других людей — возможно. Не мы. Мы другие, и ты это знаешь. Я когда-нибудь давала тебе хоть одну причину сомневаться в моей любви к тебе? В моей вечной преданности?
Он прохныкал:
— Но это НЕ вечно! Ты не вечна. А я вечен!
Я моргнула. Я никогда не думала об этом в таком отношении. Вот почему он стал одержим идеей найти пару? Потому что он начал готовиться ко дню, когда меня может не стать?