Высший пилотаж
Шрифт:
Веничка, страдавший последние годы болезнью горла, просипел.
– Ну, ничего, ничего... Ни-че-го.
Не прошло и мгновения, как он исчез, и тогда одинокий Волк изрек застывшей в оцепенении толпе.
– Ну что же, кажется, охота удалась.
ОН ЖИЛ
Он стоял у семейной могилы. В ней нашли последний приют его дед и бабушка, родители, жена и единственный сын.
***
ФИО...
Дата рождения ...
Дата смерти...
ФИО...
Дата рождения ...
Дата смерти...
А вот о сыне сказано только лишь то, что "ОН ЖИЛ".
***
Слезы
Жена умерла при родах, и он с помощью сестры освоил науку ухода за малышом. С трех лет приобщил его к театру, они пересмотрели все детские спектакли и обошли музеи, а когда пацану стукнуло шесть, он записал его в секцию карате.
***
Десять, двенадцать, пятнадцать лет... Учится на "отлично", занимается спортом. Целеустремленный, вежливый, опрятный паренек. Отец не нарадуется на него.
***
Окончил школу с золотой медалью, поступил на юрфак университета.
Красный диплом, работа в престижной адвокатской фирме. Первая, по-настоящему серьезная Любовь. Все хорошо, все правильно. Пока. А вот ПОЧЕМУ стало нехорошо и неправильно, он так и не понял, хотя они и жили вместе, и не было у него дурных предчувствий.
***
Это случилось в пятницу вечером. Ему позвонили из медвытрезителя. Сыну шел двадцать шестой год.
***
Вначале пиво и вино, затем коньяк, водка и, наконец, наркотики. Уговоры не действовали, лечение не помогало. С работы выгнали. Любовь испарилась.
В поисках очередной дозы он совершил сопряженное с грабежом двойное убийство и повесился в камере следственного изолятора на брючном ремне.
***
"ОН ЖИЛ".
Такую память в этой северокавказской республике оставляет о себе на могильной плите тот, кто опозорил свой род.
ОН МЕНЯ МНОГОМУ НАУЧИЛ
(Посвящается безвременно ушедшему главному редактору московского бюро Радио Свобода Владимиру Евгеньевичу Бабурину.)
– Он меня многому научил. Научил правильному отношению к смерти.
У микрофона Радио Свобода - ученый, писатель, политолог и просто приличный человек Андрей Андреевич Пионтковский.
У столичного Храма Преображения Господня на Песках, перед отпеванием моего многолетнего товарища я записываю на диктофон воспоминания друзей и коллег безвременно ушедшего Володи. Андрей Пионтковский продолжает.
– Мы созванивались регулярно, и он, серьезно больной, ни разу не подал признаков слабости. Последние его недели были очень тяжелыми, как у всех людей, которые умирают от этой болезни. В такой ситуации, когда уже оба человека знают, что происходит, очень трудно найти тональность разговора. Не о политике же разговаривать. Мне кажется, мы нашли тональность. Мы увлеченно говорили о футбольных новостях. Мы оба футбольные болельщики, хотя наши симпатии принадлежали разным клубам. И мне кажется, что эти разговоры ему немного помогали.
В эти его последние месяцы он меня, который старше его более
ОНА И ОН
Было дело в далеком 1987-ом. Мне, как парторгу Всесоюзного института повышения квалификации работников печати, курировавший нас ЦК КПСС выдал два билета на празднование семидесятилетия Великого Октября. Я взял с собой сотрудника и друга Вольдемара и мы пошли, облачившись в строгие черные костюмы-галстуки и белые рубашки. В холле пообщались с опальным тогда Борисом Ельциным. К нему вообще никто не подходил - боялись, что заметят и настучат. Потом прошли в зал и сели во второй ряд.
И вот Михаил Горбачев толкает речь, а мы все с умными лицами слушаем. Наступает перерыв, я встаю, делаю шаг влево и тут... О, Боже! Я отдавил ногу Раисе Максмовне, она рядом сидела вместе с женой Председателя Совета Министров СССР Николая Рыжкова, а я и не обратил на них внимания. Она громко заохала, а М.С. тут же бросил свирепый взгляд на нее и меня. Сбежалась вся "девятка" (Девятое главное управление КГБ СССР, обеспечивающее безопасность первых лиц государства). "КАК ТЫ ОКАЗАЛСЯ ТУТ?!" - в ужасе громила. "Да никак, говорю, сел, и все". "А ты разве не от нас?" (Оказывается, первые десять рядов были забиты чекистами.) "Нет, отвечаю". И тут Раиса Максимовна говорит: "Ребята, оставьте мальчика (мне было 27) в покое, он такой славный. А как Вас зовут?". "Девятка" испарилась столь же неожиданно, как и возникла. М.С. улыбнулся и тоже ушел на перерыв со вторым лицом в партийной иерархии - Егором Лигачевым.
Вот так мы с ней познакомились. Потом еще много раз общался с Раисой Максимовной и ее супругом уже в статусе спецкора Радио Свобода. Славная была женщина. Тихо говорила, вдумчивая. Мой типаж.
В ночь с 26 на 27 марта 2000-го, в ходе первых президентских выборов Владимира Путина, зашел на "Свободу" М. С. с дочкой Ириной. Сидим в гостевой, он выходит периодически комментировать в эфир. Между делом попиваем виски. Разговорились. Интересуюсь технологией власти и пр. И тут он спрашивает: "Слушай, Карэн (он со всеми был на "ты", но меня это не коробило, как некоторых), а не ты тогда, в 1987-ом, в октябре, в Кремле, Раисе ногу отдавил?". "Я, Михаил Сергееич. А как Вы вспомнили? Ведь столько лет прошло". "Да ты же почти не изменился, а у меня память на лица и события стопроцентная".
Вот такая история. СВЕТЛАЯ ЕЙ ПАМЯТЬ. Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО любили друг друга.
ОНИ МЕНЯ КУПИЛИ
– Они меня купили!
– верещал заплетающимся языком альфонс Мишаня.
– Точно, купили, падлы!
– поддакивали ему дружки-алкаши.
– Думают, раз озолотили меня, то я весь теперь ихний.
– Не дождутся, курвы!
Сын потомственного дегенерата откупорил "Александра Дюма", умыкнутого тещей Аделаидой Иосифовной из парижского минимаркета в темном переулке имени Николя Саркози, и однояйцевый Андрюха с молокозавода набитой рукой точно распределил водяру по четырем пластиковым стаканчикам.