Выстрел на Большой Морской
Шрифт:
Трое туземцев бросились Федьке на подмогу. Лыков завёлся. Он схватил с земли орясину, взвесил её в руке — и вдруг, присев на одно колено, с треском сломал её об другое. Словно это была хворостина… Сыщик был так возбуждён в тот момент, что на следующий день не обнаружил на ноге даже синяка.
Котяшкинские оборванцы, завидев такое, шустро отбежали за ближайший угол и осторожно оттуда высовывались. Одинокий фонарь светил прямо над местом схватки. Титулярный советник отбросил половинки бревна, оседлал поверженного врага и схватил его за горло:
— Сдавайся,
Федя-Заломай поморгал синими детскими глазами и пробормотал, захлёбываясь кровью:
— Не душите, дяденька, я сдаюся.
Бой закончился. Алексей за воротник поднял пленного, поставил на ноги. Пошарил внизу и протянул ему ком снега:
— На, приложи.
Федя-Заломай послушно приложил. Потом склонил голову на бок и спросил кротко:
— Куда мне теперь?
— Пойдём к Верлиоке, в Поляков трактир.
Сделав шаг, хлопец вдруг остановился:
— А вас как звать?
— Лыков.
— Господин Лыков, а што со мною дальше будет?
— Это как себя поведёшь. Тебе котяшкинские деньги платят? За то, что ты их защищаешь.
— Не. Еды дают и водки, и всего не вдосталь.
— Хочешь пять рублей в месяц получать, с местом и харчами?
Федя недоверчиво смотрел на сыщика и молчал.
— Ну?
— А… делать за это што надоть?
— Всё то, что и раньше. Защищать, когда прикажут. Только уже Верлиоку, «ивана» из «Шиповской крепости».
— И взаправду пять рублёв дадут?
— Да, и место, и харчи.
Богатырь задумался, потом тряхнул круглой головой.
— Тогда надоть присягу принести.
Алексей сначала его не понял, но быстро догадался.
— Правильно. На образе. Чтобы всё было по-честному.
— Вот, по-честному! — обрадовался Федя, и они двинулись к Садовой. По пути подобрали очнувшегося Стёпку, сидевшего на тротуаре с разбитой головой. Лыков умело перевязал ему рану собственным носовым платком. Потом они поймали чухонца на паре резвых «финок» и поехали на Солянку.
По дороге Лыков разговорился с пленником и убедился, что тот действительно прост, «как банный веник». Федя-Заломай обладал огромной силой при разуме ребёнка. Сразу доверившись своему победителю, он стал настойчиво просить его:
— Господин Лыков, оставьте меня при своей персоне! Пожалуйста! Вы вона какой! Могли задушить, будто курёнка, а пожалели. И снегу дали приложить. Я вам любую работу работать стану!
— Тебе, Федя, без руководителя и впрямь нельзя. Запутают тебя злые люди, пропадёшь.
— Мне и мамка такое говорит. Возьмите!
— К себе не могу. Но готов пристроить тебя на хорошее место. Только не подводи меня, служи честно!
— Ей-богу, господин Лыков, всею-то душою! Вот как приму присягу — и не будет вернее меня человека.
Они ввалились в Поляков трактир, ведя раненого Стёпку под руки. Хмурый Верлиока сидел в общей комнате в окружении свиты и торопливо чистил револьвер. Увидев вошедших, он смешался.
— Господин Ногтёв! —
— Что? — опешил ещё более «иван».
Сыщик подошёл к нему вплотную и прошептал сердито:
— Не мешкай, бери скорее! Он тебе за пятёрку весь Земляной город в повиновение приведёт.
— А… — смекнул Верлиока и встал. — Беру! Мне верные люди нужны.
— Тогда несите икону, Фёдор присягу принимать хочет.
— Какую присягу? — опять удивился бандит.
— Божий образ неси, Фёдор на веки вечные клясться будет.
Громилы кинулись по трактиру в поисках иконы и нигде её не находили. Верлиока спросил о чём-то своего нового вассала, однако тот не ответил. Заломай стоял молча со строгим и важным лицом и ждал, когда принесут образ.
Лыков отвёл «ивана» в сторону и сказал:
— Он словно дитя, совсем ветошный [101] . Будь к нему справедлив, содержи и направляй — и получишь самого верного слугу.
— Понял. А как всё вышло-то?
— Я его победил.
— Дела… Правильно Сохатый пишет, что ты большой ловкач.
Наконец икону доставили. Верлиока взял её, шиповцы встали в круг. Федя-Заломай выступил вперёд.
— Клянусь перед сиим святым образом служить господину Ногтёву верою и правдою. Аминь!
101
Ветошный — простодушный, доверчивый (жарг.)
Он истово наложил на себя три креста, поцеловал икону и поклонился своему новому хозяину в ноги. Тот растрогался и тут же выдал парню в подъёмные пятирублёвую ассигнацию.
Началось застолье. Феде принесли огромную миску каши с мясом, появились водка и закуска. Неофит поимённо знакомился со своими вновь обретёнными товарищами и стоя пил за их здоровье, совершенно при этом не хмелея. Время от времени он вынимал из кармана «синенькую» и любовно её разглаживал.
Верлиока назначил повторный налёт на Котяшкину деревню на завтрашний вечер. Было ясно, что сопротивления шиповцам там уже никто не окажет. Алексей дождался, когда Федя наестся, и стал расспрашивать его о тех людях, которых он разыскивал.
— Колбасник у нас, — неожиданно заявил парень. — Мишкой Саратовским кличут, да. Здоровяк! Мы с ним на руках мерялись, он меня уронил.
— А офицер разве не при нём?
— Офицера не видал.
— Где Мишка живёт?
— Во 2-й Миюзской улице, в доме Рябова.
— Сведи меня завтра туда.
Уже под утро вся компания приехала на Лубянскую площадь. Верлиока поместил Лыкова на ночёвку в своей комнате, а Феде-Заломаю выделил хорошее место на нарах и даже с тюфяком. Детина был счастлив и мгновенно уснул с блаженной улыбкой на круглом детском лице.