Взбираясь на Олимп
Шрифт:
Хлопнула хлопушка, музыканты взялись за инструменты, начались танцы. Пашка не отходил от Таси. Крутился вокруг нее, как кот. Денис танцевать отказывался, говорил, что танцы ему опротивели. В толпе меня отыскала Наташка и мы вместе крутились и кривлялись под заводную музыку. Не умея танцевать, я быстро вымоталась и вся употела.
— Воды, пожалуйста, — попросила я бармена на барной стойке.
— Держи, — протянула мне свой стакан Татьяна Заречная, которая сидела за браной стойкой в компании незнакомой девушки.
— Не бойся, не отравлю, — улыбнулась Татьяна. Незнакомая девушка оценивающе посмотрела на меня. Это была очень красивая девушка. Высокая, стройная,
— Я не пью, — прокашлявшись, я протянула стакан обратно Татьяне.
— Я тоже, — ответила Заречная и, переглянувшись со своей знакомой, засмеялась.
От выпитого глотка мне сразу стало дурно, голова затуманилась, лицо начало гореть. Бармен подал мне стакан воды, легче мне не стало. Я чувствовала, как подступает нездоровое расслабление и возникает неутолимое желание поговорить. Лучшее решение в данной ситуации — пойти домой.
Наташка танцевала со своим одногрупником — высоким красивым брюнетом, я ее отвлекать не стала. Она бы мне такого не простила. Денис на диванчике общался с парнем. Его я тоже решила не беспокоить. Денис очень замкнутый парень, ему нужно больше общаться, открываться людям. Если я скажу ему, что ухожу, он вероятнее всего отправиться меня провожать. Не буду отвлекать его. Смаковского нигде не было видно, как и Таси. У меня сразу возникли романтические соображение на этот счет, но я отогнала от себя эти мысли. Пашка слишком шибутной для такой взрослой и статной девушки. Скорее всего ей нравятся парни иного склада. Я еще раз оглянула своих однокурсников, мысленно порадовалась за нас всех и пошла к выходу.
Бар находился в административном здании, чтобы выйти на улицу, мне сначала нужно было выйти из самого бара, а потом преодолеть площадку с лифтами и лестничный пролет. Кто бы мог подумать, что один глоток спиртного может так плохо сказаться на психическом и физическом состоянии человека. Я пробралась через площадку с лифтами, лестница, ведущая к выходу выглядела бесконечно длинной, меня немного водило из стороны в сторону. Позади стукнула дверь бара, я услышала быстрые шаги. Толчок в спину, моя нога слетела со ступеньки, я не удержалась, шлепнулась назад и съехала с оставшихся ступеней на пятой точке.
— Ты чего?! — возмутилась я.
— Не лезь под ноги, — ответил мужской голос.
Молодой парень, даже не повернувшись ко мне, начал открывать входную дверь.
— Хамло! — выкрикнула я, окончательно осмелев от подсунутого Заречной зелья. Я сама не заметила, как запустила в парня балеткой, которая слетела с моей ноги пока я падала. Балетка приземлилась точно в белобрысый затылок. Послышался глухой шлепок. Сначала мне стало смешно, а потом страшно, потому что незнакомец остановился и развернулся. Он подобрал мою балетку и подошел ко мне.
— Обалдела? — сказал он, злобно нависая надо мной. Я увидела его холодное, отстраненное лицо. Это тот самый парень, который стоял на втором этаже бара, когда я падала со сцены.
— Нет, — испуганно сказала я.
Он шлепнул моей балеткой мне по голове и вышел. Я от шока не сразу поняла что к чему, потом бросилась следом за ним.
— Мой туфель!
Я выскочила на улицу. Фонари освещали спину в белой футболке, удаляющуюся дальше по улице.
— Стой! Отдай туфель! — кричала я ему вслед.
Парень остановился, развернулся к мусорному баку и выбросил туда мою обувь, пошел дальше.
— Дурааак! — закричала
Парень скрылся в дали. Я стояла у мусорного бака и боялась заглянуть внутрь. Пересилив чувство отвращения, я открыла крышку и заглянула внутрь. Моя балетка лажала поверх банановой кожуры и обгрызенных булок. Тут же в моем сознании пролетели кадры из американских фильмов, в которых героев тошнило в мусорные баки, и в которых бандиты выбрасывали в баки оружие или части расчлененного тела.
— Не надо думать, просто сунь руку и достань!
Я схватилась за краешек балетки и с визгом перебросила ее из мусорки на тротуар. Надеть обувь, побывавшую в мусорке я не смогла. Сняв второй туфель, я босиком отправилась домой. Благо наша с Наташкой квартира находилась недалеко, дошла быстро и без приключений.
Глава 12
Мой первый учебный день незаметно перетек во второй, третий, я не поняла, как прошел месяц. В первый же день мы всей группой остались ночевать в стенах института. После занятия актерским мастерством, получив первые задания, мы были так воодушевлены, что не могли позволить себе пойти домой. Мы репетировали весь вечер и всю ночь, кто не выдерживал — засыпал на матах, которые мы предусмотрительно разложили на полу вдоль стен. Самые стойкие репетировали до конца — до начала следующего учебного дня и как ни в чем не бывало отправлялись на занятия.
У нас было много интересных дисциплин: история театра, история драматургии, этикет, французский язык, вокал, хореография и прочие необходимые предметы, которыми обязан был овладеть будущий артист.
Наша речевичка (преподаватель по сценической речи) по фамилии Шпица лупила нас длинной пластиковой линейкой за каждое произнесенное в ее присутствии слово-паразит. Ее заботами мы быстро избавили нашу повседневную речь от слов: типа, ну, как бы, что ли и от нашего любимого «че».
Шпица любила бить прямо в лоб, так, чтобы от линейки на лбу оставался красный след. Если по институту ходил студент с красным пятном на лбу — все знали что это, от кого и за что. Несмотря на свой нестандартный подход к обучению, Шпица была отличным преподавателем. Через несколько занятий я почувствовала, как сильно изменился мой голос. Я стала говорить громче, увереннее, перестала мямлить и проглатывать окончания слов. Оказалось, у меня был говор. Проживание в маленьком городке наложило свой отпечаток, я окала и неправильно ставила ударения в некоторых словах. Шпица обозначила мои проблемы и я упорно прорабатывала их каждый день. Моей целью было не просто убрать говор и научится говорить правильно, я хотела говорить также, как Шпица — четко, живо, интересно, используя интонацию, передавая речью свое настроение. Также мне предстояло научиться смеяться. Я смеялась неправильно, беззвучно.
Хореография была самой тяжелой дисциплиной для меня. Нас поделили на группы. В первой группе были ребята, которые занимались хореографией и, естественно, умели танцевать, во второй — те, кто не умели ничего. Я была во второй. Нашу группу почему-то обзывали «буратинки» и занимался с нами Селезнев Георгий Адамович — это тот зализанный мужчина, который сидел в приемной комиссии вместе с Огорельцевой. В нашей группе было всего три девчонки. Георгий Адамович придирался к женской части группы по любому поводу, к парням он был расположен. Во время наших занятий он обзывал меня и девчонок разными неприятными, а иногда и неприличными словами, и нахваливал парней. На хореографии я зажималась, все больше убеждаясь в том, что танцевать мне просто не дано.