Взбираясь на Олимп

Деева Ясна

У нас были странные занятия по сценическому движению. Как нам объясняли наши замечательные второкурсники, эта дисциплина нужна для того, чтобы мы лучше чувствовали свое тело на сцене. На занятиях мы выполняли физические упражнения, делали кувырки, перекаты, бегали, прыгали, отжимались. Все это очень сильно напоминало обычные уроки физкультуры в школе, только более углубленные. Странными эти занятия были от того, что нами руководил неопрятный взъерошенный мужчина. Он невнятно отдавал нам команды, мы не сразу понимали, что нам нужно делать. Чем больше он говорил, тем больше воздух в помещении наполнялся запахом перегара. Иногда мужчина без всяких объяснений выходил из аудитории и больше не возвращался. Оставшееся время

мы откровенно бездельничали, потому что никто нами не интересовался.

— Хорошие занятия, мне нравятся, — смеялся Смак, как кот растянувшись на гимнастическом бревне.

Я не была с ним согласна. В конце года мы будем сдавать экзамен по этой дисциплине. И что мы будем делать? Прошел месяц, мы так ничему и не научились.

Самой любимой дисциплиной у меня было актерское мастерство. Я с горящими глазами слушали каждое слово Добровольского. На первом курсе мы должны были заниматься упражнениями и этюдами. Занятия актерским меня вдохновляли, я чувствовала, что могу горы свернуть. Еще ни один человек не говорил мне, что я молодец и что у меня все получится. За моей спиной вырастали крылья и я начинала верить в себя. Придумав с Денисом и Смаком очередной этюд, я выскочила из нашей мастерской и побежала по лестницам на третий этаж. У дверей кабинета я почувствовала запах табака. Я постучала в дверь.

— Можно?

— Войдите, — ответил уже родной голос.

— Константин Сергеевич, мы сделали! Теперь все как надо…

Мой голос оборвался. Волна негодования и злости заставила гореть мое лицо и уши. За одним столом с Добровольским сидел парень из бара. Тот самый, который столкнул меня с лестницы и сунул мою балетку в мусорный бак. Добровольский сидел рядом с этим белобрысым хамом, они, как старые приятели, распивали чаи.

— Что, Наденька, готовы? — обратился ко мне Константин Сергеевич.

— Да, — насупившись, ответила я.

— Сейчас приду.

Я окинула взглядом нахального парня и вышла из кабинета. Кто он такой и что здесь делает?! Может он учился у Добровольского и зашел проведать своего учителя? Они так непринужденно сидели за столом. Интересно, он узнал меня? А если он расскажет Константину Сергеевичу про меня? А что он расскажет? Это он меня толкнул, он виноват! Я из-за него босиком домой шла! Я, конечно, тоже виновата, но это не считается, я же была под действием Зареченского яда. А если он скажет Добровольскому, что я была пьяна?! Это будет кошмар! Что мне делать? Успокоиться. Все отрицать. Сохранять спокойствие.

Добровольский, как обычно, в приподнятом настроении вернулся к нам в аудиторию. Я расслабилась, так как он вернулся один, белобрысого с ним не было. Добровольский снял свой клетчатый пиджак, надел его на спинку стула.

— У меня для вас хорошая новость, — загадочно произнес он, усаживаясь на стул. — Со следующей недели у вас будет новый преподаватель по сценическому движению.

— А старый где? В запой ушел? — не сдержался Смак.

— Пашка, я тебя понимаю. Олег был отличным преподавателем в свое время, но алкоголь убивает, — ответил Добровольский. — Так больше не могло продолжаться. Его держали здесь за былые заслуги, на мой взгляд слишком долго держали. Нужно думать в первую очередь о вас, а уже потом о своих дружеских связях. Я поговорил с ректором и мы нашли решение этой проблемы. Сейчас беседовал с вашим новым преподавателем. Обговорили план работы. Будет интересно.

— Не может быть, — мысленно протянула я.

— А как зовут?

— А кто такой?

— Сами все увидите, сами все узнаете, — отвечал Добровольский.

— А он молодой? — поинтересовалась Инна.

— Молодой.

— Симпатичный? — оживилась Инна.

— Чуть красивее обезьяны, — пошутил Добровольский и перевел беседу на наши этюды.

Глава 13

— Чего

трясешься? — весело спросил Пашка.

— Да просто, — нервно ответила я.

— Заранее боишься нового препода?

— Наверное.

— Брось. Смотри, Инка не боится, наоборот, прихорашивается.

Инна забаррикадировала собой подступы к единственному в раздевалке зеркалу и тщательно красила ресницы тушью.

— Что смотришь? — резко бросила мне Инна.

— Ничего, — растерялась я.

— Димитрова, что ты как пришибленная. Будь проще, веселее. Бери пример с подруги. Наташка твоя уже со всеми перезнакомилась-передружилась, а ты… Все со своими Леликом и Боликом ходишь.

— Не завидуй, — вступился Паша.

— Было бы чему. Дружеский совет даю.

Про Наташку Инна точно подметила. Моя подруга сильно изменилась. Она действительно быстро завела себе новых друзей и была очень активна, общительна, весела со всеми, кроме меня. Мы практически перестали общаться. Случайно столкнувшись со мной в институте, она делала вид будто не видит меня. На общих занятиях она предпочитала сидеть рядом с Заречной, с которой крепко сдружилась. В нашей съемной квартире я все чаще чувствовала себя лишней. Наташка на правах хозяйки должна была первой принимать душ, пользоваться чайником и спать комфортно на кровати. Одна. Поначалу мы спали вместе, но однажды она как бы невзначай заметила, что оплачивать аренду квартиры и при этом не высыпаться — не справедливо. На следующий день я спала на раскладном кресле, а Наташка одна в большой кровати. Иногда мы перебрасывались парой слов, но это было бытовое общение. Она отдалилась от меня, стала чужой, наверное, так же, как и я для нее. Я не понимаю почему так произошло. Каждый раз приходя домой, я вся сжималась, потому что чувствовала ее безмолвное давление. Это была ее квартира, она могла в любой момент выставить меня на улицу. Я боялась этого, чувствовала себя виноватой, но изменить ситуацию не могла. Идти некуда и взять на себя половину арендной платы я пока что не могла. Мой заработок еще не покрыл и половины платы за семестр. В деканате мне позволили производить оплату помесячно. Каждый месяц как на пороховой бочке, хватит-не хватит. Я экономила на всем. На работе меня кормили, а после окончания смены мне разрешали взять с собой то, что осталось. Я таскала домой одноразовые контейнеры с едой. Наташка всегда брезгливо смотрела на них и один раз не смогла промолчать, подметив, что ей противно видеть в холодильнике чьи то объедки и еще противней смотреть, как я их ем. Мне было неприятно, но я молчала. В Наташке проявилось новое качество — умение радоваться чужим страданиям. Она стала жестокой, не только по отношению ко мне. У себя на курсе она вместе с Заречной травила девчонок и даже парней. Я не узнавала свою подругу.

— Ау, Димитрова, ты здесь? Препод пришел, быстро в зал, — вывела меня из моих рассуждений Инна.

Девушка снова заняла позу перед зеркалом и стянула вниз свой топ, открыв декольте.

— Не старайся, чего нет, того нет, — не удержался Смак.

— Смаковский! Я тебя прибью, и никакая Тасечка тебе не поможет, — вспылила Инна.

— Тасю не трогай, — серьезно пригрозил Пашка.

— Что такое? Уже оприходовал дочку певички?

— Инна, у меня характер простой. Если человек слов не понимает — я бью.

— Паша, мой характер тоже простой. Если мне кто-то угрожает — я пишу заявление в полицию. Инна развернулась на пятках, махнула волосами, собранными в хвост и вышла из раздевалки, виляя бедрами.

В просторном зале мы выстроились в шеренгу. В углу, возле техники и колонок, возилась белобрысая голова. Все было очевидно. Это тот самый парень из бара, но я до последнего верила в лучшее. Я надеялась, что когда повернется его голова, лицо окажется другим.

— Построились, — приказал уверенный голос, парень развернулся к нам лицом.