Взбираясь на Олимп
Шрифт:
— Как-то неудобно, — замялась я, посмотрев на второкурсников.
— Неудобно? Ты на актерское поступаешь или куда? Ладно, пойдем, — сказал Павел.
Он подвел нас к двум сидящим на ступенях парням. Один читал книгу, другой держал в руках папку с листами и грыз кончик ручки.
— Ребята, запишите девчонок, чтобы они тоже долго не стояли тут, — сказал приветливо Павел.
— Вы вместе хотите или по отдельности можно? — игриво спросил парень с папкой, указывая кончиком ручки на меня и Наташку.
— Нас вместе, — заявила Наташка.
— Как хотите, — засмеялся парень.
Парень
— Вы к Добровольскому тоже будете пробоваться? — спросил нас Павел.
— Да, будем ко всем, — ответила я.
— В прошлом году три мастера курсы набирали, а в этом только два — Огорельцева и Добровольский. Говорят, Огорельцева лютая баба. На курс себе только парней набирает, девчонок не любит.
— Я тоже девчонок не люблю, — сказала незнакомая девушка, незаметно присоединившись к нашему разговору.
— Это почему? — спросил ее Павел.
— Не терплю конкуренции, — ответила девушка.
— Это Таня, — представил нам девушку Павел, — а это Надя и Наташа.
— Татьяна Заречная, — поправила Павла девушка.
— Вот, может, вместе учиться будем, — весело сказал Павел.
— Вряд ли, — заявила Татьяна, оценив нас, — вас, Наталья, еще могут взять, а вот вы точно не пройдете.
— Это почему она не пройдет? — бойко заступилась за меня Наташка.
— Огорельцева низкорослых не берет, да и типаж не подходящий, — высокомерно сказала Заречная.
— Нормальный у нее рост, — сказал Павел, встав рядом со мной и начав соизмерять свой рост с моим.
— Что значит типаж? — поинтересовалась я.
— Внешность у вас не театральная. В театре есть амплуа, знаете? Ну, вот. Есть героини — это тонкие, изящные, чувствительные девушки, на вступительных они обычно страдают и рыдают, собственно, этим и будут заниматься в театре, играя драматические роли. Есть характерные — это яркие, активные, смешные девчонки, такие как Наталья. Таких для комедийных ролей берут. Тут главное харизма. В прошлом году взяли девчонку размером со слона, а почему взяли? Потому что харизма из нее перла, характерная актриса сказали. Есть роковые — это такие стервы, хотя если подумать, то настоящие стервы это те самые героини, которые любят пострадать. Ну, и травести — это девчонки-коротышки, которые до конца своих дней будут играть мальчиков, гномов, троллей, в общем, хрень всякую мужского рода. А вы, Надежда, ни то ни се, я даже не знаю, куда вас определить. Не возьмет вас Огорельцева.
— А Добровольский возьмет? — испуганно спросила я.
— Добровольский вообще только блондинок берет. Слабость у него к белокурым девушкам. Так что, я бы на вашем месте, Надежда, бежала в салон перекрашивать волосы, чтобы хоть какой-то шанс был поступить, — закончила Татьяна и отошла в сторону к другой компании.
— Расслабься, она специально тебе это сказала, чтобы ты слилась раньше времени, — успокаивал Павел, — конкуренции испугалась. Не бойся, пройдем!
Последующие два часа прошли как в тумане. Слова Заречной вонзились плотно в мозг, от уверенности
Дверь здания приоткрылась и из нее выглянула кудрявая голова женщины. Голова подозвала к себе парней второкурсников, пошепталась с ними и снова скрылась за дверями.
— Внимание! Первая группа, — громким звонким голосом произнес второкурсник.
Началась движуха. Озвучив фамилии, второкурсники запустили в здание первую десятку, в числе которых был Павел. Он помахал нам рукой и скрылся за дверями института. Остальные ребята, не ведающие о такой системе прослушивания, стали ломится к крыльцу и, наваливаясь на несчастных второкурсников, просили срочно записать их. Галдеж, крики, вопли, слезы. Второкурсники успокаивали ребят, объясняли им, что прослушаны будут все, никого не забудут.
— Почему они сразу всех не записали, просто сидели на ступенях и ничего не делали, — ругалась я, глядя на паникующих абитуриентов.
— Зачем им шевелится, они уже поступили, уже учатся. Это мы должны бегать и узнавать, что к чему. Вы в какой группе будете? — спросила Заречная вновь появившись из неоткуда.
— В третьей — нервно ответила я.
— Отлично, я буду очень выгодно выглядеть на вашем фоне, — ехидно добавила Заречная и скрылась в толпе.
— Вот нафига она это делает! — возразила Наташка, — Дура белобрысая! Какой дурак такую крысу себе на курс возьмет!
— А тут большинство — крысы, не обращайте внимания. В этом году самый большой конкурс, пятьдесят человек на место. Конкуренция. Как бы до убийства не дошло, — засмеялся неизвестный парень, подслушав наш разговор.
— Надя, ты не дрейфь, мы вместе все переживем, — подбодрила меня Наташка.
Через некоторое время, наверное, минут через десять. Из дверей стали выходить зареванные девушки и парни с бледными лицами. Среди них был Павел.
— Ну как? — спросила я, бросившись навстречу Павлу.
— Никак. Дура баба. Всех нас в ряд построила, осмотрела, как лошадей на ярмарке, в рот заглянула, зубы проверила. Короче, не взяла. Говорит, убогие мы, — мрачно ответил Павел и пошел прочь от института.
— А зубы тут при чем? — испуганно спросила меня Наташка.
— Кривозубых не берут, — крикнул кто-то из толпы.
— И беззубых тоже, — ответили на другом конце толпы, поступающие разразились нервным смехом.
— Когда в речи абитуриента слышат дефект, то его просят открыть рот. И если обнаруживается неправильный прикус — поступающему машут ручкой, — сказал один из второкурсников.
— А если с прикусом все в порядке? — спросила я.
— Тогда переучивать будут, если очень захотят, — ответил второй второкурсник, — Вместе со мной поступал один парень. Комиссия его прямо при мне нахваливала. Такой говорили фактурный, интересный. Но этот парень шепелявил и «р» у него никак не выговаривалась. Заглянули ему в рот, во рту все в порядке. Речевичка говорит, что переучить можно, но очень долго и много работать придется. Пошушукались все в комиссии между собой и говорят — нет, не возьмем. А парень-то правда талантливый был.