Взбираясь на Олимп
Шрифт:
На репетициях Холод был немногословен, иногда очень странно на меня поглядывал. Мне было не до него. Все мои мысли кружились только вокруг необходимой суммы, которую предстоит заплатить в следующем семестре. Денег не было, совсем. Вечером, когда я в очередной раз перебирала в голове варианты возможного заработка, я услышала шум на втором этаже. Судя по звуку, разбилось что-то стеклянное. Я решила проверить.
Осторожно поднявшись на второй этаж, я услышала движение в одном из кабинетов. Выдавать свое присутствие было нельзя, но интерес взял верх, я приложила ухо к дверям. Непонятная возня и скрежет ногтей по полу.
— Даная Борисовна, что с вами? — я перепугалась за женщину и бросилась помогать.
— Ты? Кто? — невнятно выговарила она.
— Это Надя. Надя Димитрова.
Я перевернула женщину и усадила ее на пол. Важно было разобраться, что с ней произошло. У нее был потрепанный вид. Брюки лопнули на боку, из ткани торчали нитки, макияж был размазан, тушь с ресниц стекла под глаза, образовав черные разводы, взъерошенные волосы стояли колом. Огорельцева дотянулась таки до своего хвоста и приципила его себе на голову, вид от этого лучше не стал. Она посмотрела мне в глаза. Недовольно, пренебрежительно, высокомерно.
— Ты. Ты пришла сюда, чтобы посмеяться надо мной? — Огорельцева выдохнула мне в лицо запахом перегара.
— Что вы, я просто услышала шум. Пришла проверить, а здесь вы.
— Смейся! — Даная Борисовна меня не слышала. — Смотри, каким ничтожеством они меня сделали!
Сильная женщина уткнулась в свои ладони и расплакалась, словно ребенок.
— Даная Борисовна, вы шикарная женщина. Зачем вы так говорите? Вас все боятся и боготворят.
— Меня боятся. Ха! Боготворят! Боготворят, потому что боятся. Этих тварей нужно держать в страхе. Все должны бояться меня!
Настроение женщины менялось мгновенно. Слез уже не было, в глазах застыла ярость, накрашенные губы обнажали неприятный оскал.
— Ненавижу таких, как ты. Молодых и перспективных. Смотреть противно на твою смазливую рожу.
Огорельцева вцепилась ногтями мне в лицо. Я оттолкнула ее от себя, длинные ногти женщины неприятно хрустнули на моей щеке.
— Вам нужно домой, — говорила я, ощупывая свою щеку.
— Я не хочу домой, — со всей искренностью призналась Даная Борисовна и изобразила беспомощность. Со всей жалостью она смотрела на меня, искала во мне защиты, поддержки, будто и не пыталась разодрать мне лицо минутой ранее.
— Придется поехать, — настаивала я.
— Мой дом — это склеп. Я умру в нем!
— Не надо так. Все наладится.
Я аккуратно поднимала пьяную женщину с паркета.
— Все это искусство, эти возвышенные слова, все это только слова. На деле это унижение, боль, жестокость. Выживет тот, кто умеет быть жестоким. Я ведь была такой же, как ты. Такой же дурой. Невинный доверчивый взгляд, глаза на пол лица. Меня использовали. Много раз. А потом я их всех. Вот так у нас принято, у людей высокого искусства.
Огорельцева, шатаясь, подошла к столу. На столе стояла недопитая бутылка замысловатой формы с коричневым содержимым. Даная Борисовна привычным жестом влила остатки в стакан и хотела выпить. Я выхватила у нее стакан и выплеснула содержимое на пол.
— Ах ты, нахалка! Я тебя отчислю! —
— Давайте сначала отвезем вас домой.
— Не указывай, соплячка. Я сама решу, что мне делать. И когда. Где мой костыль?
Я огляделась. Деревянной трости нигде не было. На полу, возле стола, я нашла старую черно-белую фотографию в рамке с разбитым стеклом. На фотографии счастливая молодая женщина нежно обнимала за шею мужчину. Я присмотрелась и поняла, что на снимке Огорельцева.
— Дай мне это, — властно потребовала Даная Борисовна, указывая на фотоснимок.
Я очистила рамку от остатков стекла, чтобы она не поранилась, и передала ее женщине в руки. Огорельцева с тяжелым вздохом взглянула на снимок и слезы снова заблестели в ее глазах, на этот раз не наигранные, настоящие.
— Как ты мог, так со мной поступить. Ты убил меня, мой милый, — шептала она, водя пальцем по снимку.
— Вызови мне машину. Быстро! — резко скомандовала Огорельцева, мгновенно переключившись с одного состояния на другое.
Я побежала к тете Нюсе, обрисовала старушке ситуацию. Вахтерша развела руками и вызвала такси. Машина приехала быстро. Я поднялась за Огорельцевой и увидела, что женщина уснула прямо на полу, в обнимку с фотографией в рамке.
— Даная Борисовна, Даная Борисовна, вставайте, машина приехала, — говорила я над ухом женщины.
— Не трогайте меня. Я устала, — отмахнулась от меня она.
Я смотрела на нее и думала, как поступить. Может ее вообще оставить здесь, в кабинете, просто принести мои подушку и плед для удобства. Но утром ее могут увидеть. Нехорошо. Какой бы стервозной она не была, это все таки живой человек. Женщина. Я не могу ее так оставить. Я попыталась поднять спящую. Обхватила ее руками за туловище и приподняла. От моих стараний женщина проснулась. С изумлением увидела себя в моих руках, встрепенулась, крепче ухватилась за меня и приказала: вези меня домой.
Мы спустились вниз. Всю дорогу я придерживала ее и практически тащила на себе. Я надела на Огорельцеву ее дорогую соболью шубу, намотала на голову и шею женщины платок. Поговорив с тетей Нюсей, мы решили, что я должна поехать вместе с преподавательницей. В таком состоянии Огорельцева может не дойти до своей квартиры. Тетя Нюся сказала, что будет ждать меня, когда я вернусь.
Я быстро оделась, подставила плечо шатающейся женщине и вывела ее к такси. Мы устроились в машине и поехали. Такси остановилось у элитного дома в центре. В холле нас встретил консьерж и без лишних вопросов выдал нам ключи от квартиры. Огорельцева немного пришла в себя и предпочла передвигаться самостоятельно. Она сильно хромала на правую ногу и без трости с трудом, но все же самостоятельно, вышла из лифта, подошла к дверям квартиры и открыла их ключом. Она вошла внутрь, я следом за ней.
Белый мраморный пол отражал кристальную люстру и две колонны в античном стиле, приделанные к стенам. Огорельцева запуталась в собственной шубе, я помогла ей раздеться.
— Чего рот разинула? — строго сказала она.
— У вас красивый дом, — не скрывая восхищения, ответила я.
— Это не дом, это склеп.
Женщина попыталась расстегнуть себе сапоги, но похоже наклонить голову не получалось из-за головокружения. Я снова пришла на помощь.
— Зайди полюбуйся, раз пришла, — Огорельцева пригласила меня войти и скрылась в квартире.