Взбираясь на Олимп
Шрифт:
— Еще! Давай еще!
— Бис!
— Данте, Данте.
Зрители не хотели отпускать парня со сцены. Я тоже. Вместе со всеми я аплодировала и выкрикивала «бис». Дима улыбался своей обезоруживающей улыбкой. Он прекрасен, когда улыбается. Его глаза встретились с моими, улыбка сошла с лица парня. Дима задумался, отвернулся. Музыканты также уговаривали его исполнить еще одну песню. Парень согласился.
На сей раз я смогла распознать выбранную им песню. Это был Bon Jovi, Always. Я словно впала в ступор, когда он начал петь. Забыла как дышать. Мурашки, не прекращая, бегали по моему телу, мне хотелось плакать, улыбаться, смеяться, кричать. Смесь несочетаемых эмоций.
Собрав всю силу воли, я не заплакала и аплодировала вместе со всеми Диме-Данте. Его выступление было лучшим за сегодняшний вечер. Марк ему в подметки не годится.
— А теперь продолжим наш концерт, — подошел к микрофону Марк, отталкивая в сторону Холода. Публика недовольно завыла.
— Мы хотим Данте! — крикнули из зала.
— Никакого Данте, только я и моя музыка, — отрезал Марк.
— Нам не нужна твоя музыка!
— Ты скучный!
— Данте лучший!
Зрители больно били по самооценке Марка своими высказываниями. Парень взорвался.
— Ты для этого сюда приперся? Решил меня унизить? Снова? — набросился он на Холода.
— Мне до тебя дела нет. Ни до тебя, ни до твоих песен, — спокойно отвечал Дима. — Я мимо проходил, решил зайти. Ребят увидел на сцене, вдохновился. В баре правило свободного микрофона, если кто-то хочет и может — поднимется и поет. В чем проблема?
— В тебе проблема! Ты все портишь! — крикнул Марк.
— Это ты все портишь, вали отсюда! — поддержали Диму из зала.
— Вы знаете, что это он развалил мою группу? — обратился к зрителям Марк.
— Ты сам ее развалил. С тобой невозможно работать. Ты мальчик с большим эго и низкой самооценкой, — сказал Дима.
— Данте лучший! — снова выкрикнули из зала.
— Я создал Данте! Я его создал! Как вы не понимаете? Это был мой образ! Он его украл! У меня! — не успокаивался Марк.
— Надеюсь, это лечится, — закончил разговор Холод и спустился со сцены в зал.
Марк в порыве ярости снял с себя гитару и со всей силы ударил ей о край сцены. Гитара звонко треснула и развалилась на две части. Молодой музыкант покинул свою группу. Концерт закончился.
Я искала глазами Холода. Хотела увидеть его еще раз. В дверях мелькнула его спина в черной футболке, я побежала за ним. Он шел быстро, я успела застать его на ступенях. Испытав чувство дежавю, я хотела окликнуть его, но не смогла сказать ни слова. Он увидел мое отражение в дверях и обернулся.
— Что? — спросил он меня.
— Ничего, — тихо ответила я.
Парень поднялся ко мне, встал напротив.
— Уверена? — уточнил он.
— Угу, — промычала я, не поднимая глаз. Меня разрывало внутреннее желание открыться ему, признаться в своих чувствах. Я не могла себе этого позволить. Он немного постоял напротив, потом развернулся и ушел.
Меня ждал последний семестр. Четыре года пролетели, как один день. Я сильно изменилась. Наивная, слезливая девочка Надя выросла. Трепет и восторженные чувства при мыслях о моей будущей профессии больше не беспокоили меня. Я поняла, что театр — это большой труд и нездоровая конкуренция. Отрепетировав свой несчастный отрывок из будущего спектакля, я бродила по институту, разглядывая старые фотографии
— Надя, добрый день, — поздоровался со мной Вячеслав Валерьевич.
— Здравствуйте.
— У меня к тебе предложение. Я собираюсь поставить один экспериментальный спектакль, мне нужны талантливые актеры. Добровольский всегда о тебе хорошо отзывался, ты лучшая из девчонок на его курсе. Хочу предложить тебе роль.
— Мне? — удивилась я словам Кайгородова.
— Тебе, тебе, — улыбнулся мужчина. — Ну, как? Согласна?
— Конечно! — воодушевилась я.
— Супер. Спектакль будем ставить в новом кинотеатре, который напротив сгоревшей «Астарты».
Глава 31
Отремонтированный кинотеатр работал ежедневно и приглашал жителей на кинопросмотры в свои уютные камерные залы. Один из залов был закрыт, в нем проводились репетиции будущего спектакля. Афиша, наклеенная на стенде в фойе, приглашала любителей искусства на премьеру современной пьесы. Дата премьеры была объявлена заранее, спектакль подгоняли под конкретное число. В режиссерах числились двое: В.В. Кайгородов и Д.А. Холод.
На первой репетиции я познакомилась с актерским составом, все ребята были студентами нашего института. Нас было четверо — две девушки и два парня. Нас проводили в зал для репетиций, мы увидели огромную металлическую конструкцию на сцене. Пьеса была современной, нестандартной. Кайгородов собирался раскрыть содержание пьесы через образы и метафоры. Его планы приводили меня в восторг. Это было что-то новое, необычное, то, чего я раньше нигде не видела.
Металлическая конструкция состояла из сваренных между собой перекладин, балок и трубок. Все это крепилось к механизмам на потолке и во время действия поднималось вверх и опускалось вниз. Актерам предстояло играть внутри этой конструкции, передвигаться в ней, падать с нее на маты. Поначалу я немного испугалась, а потом меня охватил азарт. Вячеслав Валерьевич умел разжечь в актере внутреннюю искру и заразить желанием творить. Я погружлась в процесс и испытывала невероятные ощущения. Это был настоящий театр. Огорельцева, при всем ее таланте, никогда не смогла бы поставить такой спектакль. Она бы до такого не додумалась. Общаясь с Кайгородовым, мне стала понятна причина их конфликта. Огорельцева была талантлива, а Кайгородов был гением. Даная Борисовна просто не вытерпела конкуренции.
На репетициях присутствовал Холод. Контролировал процесс, подсказывал актерам, как лучше сыграть в той или иной ситуации. Меня он игнорировал. Ни разу не сделал мне ни одного замечания. Я старалась не обращать на него внимания, концентрировалась только на Кайгородове и его указаниях.
Спектакль мы собрали быстро. Мы были готовы показать его раньше назначенной даты, но Кайгородов добивался совершенства и проходил с нами по нескольку раз самые сложные моменты. Мы находились внутри поднятой вверх конструкции, когда в зале выключился свет.