Взлет и падение Лысенко. История биологической дискуссии в СССР (1929-1966)

Медведев Жорес Александрович

Насонов весьма образно охарактеризовал и содружество своего института с производством: раньше, сказал он, у нас было, как в ресторане: приходил, кто желал, и получал, что хотел, а теперь у нас, как на бирже: «спрос и предложение», «предложение— спрос». Сравнение советского научного учреждения с какой-то лондонской биржей, где спекулянты и маклеры предлагают и ищут купить акции, свидетельствует о невероятных представлениях директора Насонова о связи науки с практикой и о том, что такое содружество ученых с производственниками.

Вместе с тем следует учесть, что Насонов — один из ближайших друзей Ю. Полянского: они вместе работали и вели борьбу с мичуринцами в Ленинградском университете, вместе ездили весной 1948 г. за границу, вместе пострадали после августовской сессии ВАСХНИЛ, часто встречались на ученых заседаниях в институте Насонова. Летом 1949 г. Насонов и Александров ездили в командировку на Мурманскую станцию, где директором был Полянский, и т. д.

Другом Насонова является и Александров,

у которого (как и у самого Насонова) тесные связи с заграницей: его мать и брат живут в Палестине (Александров — еврей), а сестра — в Америке. Недалекое морганистское прошлое этих друзей, в котором они не покаялись, их связи с заграницей, их «ученые» свидания на Мурманской станции и энергичная борьба, которую ведут их старые друзья и сотрудники в Институте им. Герцена против мичуринской перестройки Естфака, — все это, несомненно, звенья одной цепи, одной организации, ведущей политическую борьбу против советской науки. Насонов затратил огромные государственные средства на содержание целого штата морганистов, на беспочвенные, вредные «научные» исследования и тем самым нанес заметный ущерб советской науке и экономике. Это ли не заслуга перед Америкой! Полянский в течение многих лет был лидером ленинградских морганистов и вел ожесточенную борьбу с мичуринцами в университете и (через своих подручных помощников) в других вузах; он воспитал в морганистском духе тысячи учителей и молодых ученых за двадцать лет работы в университете, в Пединституте он затратил большие государственные средства на изучение инфузорий и никогда не обращал своей исследовательской работы на объекты, могущие принести пользу практике. В этом тоже немалая заслуга перед нашими врагами. Как директор Мурманской станции, Полянский, вероятно, имеет в своем распоряжении сведения секретного характера, касающиеся метеорологических условий нашего севера, морских течений, карт, данные о ледовитости и т. д. При наличии друзей типа Насонова и Александрова, посещающих его станцию эти обстоятельства приобретают особый смысл. Мурманская станция, несомненно, имеет рацию и может связываться с заграницей.

С другой стороны, Полянский был близок с А. Вознесенским, был его ближайшим помощником по Ленинградскому университету, а по поручению его сестры М. Вознесенской (секретаря Куйбышевского райкома) ведал культпросветработой района.

Третий друг и сотрудник Полянского — проф. Хейсин — работает сейчас в Петрозаводском университете (до осени 1948 г. он работал вместе с Полянским в Пединституте 182 им. Герцена), т. е. расположился также неподалеку от наших северных границ. Говорят даже, что Хейсин в Петрозаводске превратился в финна и называется Хейсинненом. В связи с Хейсиным находятся и сотрудники моей кафедры, работавшие ранее под руководством Полянского. При приездах в Ленинград Хейсин посещает Пединститут, видится с доц. Громовой и другими сотрудниками.

Я не могу представить документальных доказательств о характере отношений и связей всех указанных лиц, но приводимые факты, как мне кажется, заставляют обратить на них внимание.

15.11/50

Профессор В.»

Этот написанный, несомненно, очень опытным доносчиком документ типичен по своей клеветнической злобной безответственности. Сейчас нелепость и бездоказательность подобных обвинений очевидны для всех, однако в 1950 году эта порция низкой лжи причинила поименованным в доносе лицам весьма много неприятных переживаний.

Следует указать, что мать проф. В. Я Александрова никогда не жила в Палестине, а погибла от голода в осажденном Ленинграде. Его единственный брат, старый большевик, был убит в 1919 году белополяками. Живущая в Америке сестра также создана больным воображением, ибо никакой сестры у В Л Александрова не было.

Ряд ученых-генетиков в 1948 году был лишен ученых степеней; на присвоение ученых степеней по классической генетике был наложен запрет, которым Высшая аттестационная комиссия руководствовалась очень долго. Запрет был наложен и на исследования по классической генетике, по гормонам растений, по цитогенетике, полиплоидии и т. д., и развитие советской биологии было задержано на много лет. Установился так называемый монополизм в биологической науке, при котором Т. Д. Лысенко играл роль непогрешимого поставщика научных истин.

Культ Т. Д. Лысенко в 1948–1952 годах

Культ Т. Д. Лысенко был раздут в эти годы до баснословных размеров. Он оказался, по-видимому, единственным в истории ученым-биологом, «заслужившим» титул «великий» еще при жизни. Портреты Т. Д. Лысенко висели во всех научных учреждениях. В художественных салонах продавались бюсты и барельефы Т. Д. Лысенко. После трех уценок их можно было купить еще в 1961 году. В некоторых городах были установлены памятники Т. Д. Лысенко. (Фотография одного из таких монументов, изображавшего беседу И. В. Сталина и Т. Д. Лысенко, находится в моем архиве.) Государственный хор имел в своей программе песню-гимн «Академику Лысенко величальную поем», а в песенниках для самодеятельных коллективов печатались частушки следующего, например, содержания:

Веселей играй, гармошка, Мы

с подружкою вдвоем Академику Лысенко Славу вечную споем. Он мичуринской дорогой Твердой поступью идет, Менделистам-морганистам Нас дурачить не дает.

Хорошо запомнился один интересный случай — первая лекция Т. Д. Лысенко в Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. После сессии ВАСХНИЛ был уволен с поста директора известный экономист академик В. СНемчинов, на место которого назначили кандидата биологических наук В. Столетова, до этого работавшего у Т. Д. Лысенко в Институте генетики. Были уволены, как уже отмечалось, и ряд крупных ученых, академик А. Р. Жебрак [42] , профессора А. А. Парамонов [43] , Б. А. Голубев и др. Заведующим кафедрой генетики и селекции стал по совместительству Т. Д. Лысенко, до этого никогда не сталкивавшийся с преподавательской работой.

42

Акад. А. Р. Жебрак, известный своими классическими опытами по созданию полиплоидных форм и видов растений, в основном пшениц, является одним из первых генетиков, выступавших в 1935–1936 гг. с критикой научного нигилизма и обскурантизма И. И. Презента и Д. Лысенко. Поэтому лысенковцы постоянно стремились опорочить как самого А. Р. Жебрака, так и его работы. В 1947 г. им удалось устроить над А. Р. Жебраком позорный суд чести только за то, что в своей статье о советской генетике для американского журнала «Сайенс» А. Р. Жебрак не описал «достижений» Т. Д. Лысенко. Вслед за увольнением А. Р. Жебрака с поста заведующего кафедрой генетики Т. Д. Лысенко и его сподвижникам удалось фактически ликвидировать ценнейшую коллекцию полиплоидных растений, созданную А. Р. Жебраком и его сотрудниками.

43

А. Парамонов заведовал кафедрой дарвинизма и зоологии и был одним из лучших лекторов академии. Его пост отдали по совместительству сотруднику Т. Д. Лысенко — Н. И. Нуждину. При Н. И. Нуждине эта кафедра сильно изменилась.

И вот первая учебная лекция нового профессора, предназначенная для студентов. Угодливое руководство академии вызвало на лекцию всех заведующих кафедрами, которые заняли почти все места студентов, толпившихся в вестибюле и слушавших лекцию через громкоговорители. Улица была забита персональными машинами ответственных работников министерств, вплоть до министра замледелия Бенедиктова. И вот подъезжает в персональном ЗИСе прославленный Президен ВАСХНИЛ. Специально вызванный духовой оркестр выводит торжественный марш, под звуки которого Т. Д. Лысенко сквозь ряды приветствующих проходит на кафедру и начинает свою лекцию. Увидев в первых рядах аудитории седовласых ученых, Т. Д. Лысенко воскликнул с торжеством: «Что, переучиваться пришли?» О чем говорил он, мало помню. Осталось в памяти утверждение, что лошадь может быть живой лишь во взаимодействии со средой, а без такого взаимодействия — это уже не лошадь, а труп, что разные птицы, питаясь мохнатыми гусеницами, откладывают яйца, из которых выводятся кукушки, что новая клетка образуется не от старой, а возле старой, что живое тело всегда хочеть кушать, и т. д.

Распространение методов и принципов лысенкоизма на другие области знания

Вредное влияние тезиса о возможности двух биологий распространилось в последующие годы и на другие отрасли науки. Попытки разделить науку на советскую и буржуазную были сделаны в медицине (водораздел — отношение к концепциям Павлова и «павловцев») и в почвоведении — объявление всех противников учения В. Р. Вильямса реакционерами. Была объявлена реакционной наукой кибернетика, которая оставалась на нелегальном положении до 1955 года. Были снова объявлены вне закона медицинские исследования по наследственным заболеваниям.

Связь августовской сессии ВАСХНИЛ с последующими попытками некоторых групп ученых установить подобный режим в других науках легко установить при рассмотрении аргументации, которая использовалась учеными для дискредитации правильных концепций, основным недостатком которых было только то, что они разрабатывались в США. Эта мутная волна захлестнула частично и физику, к счастью, ненадолго. Характерен в этом отношении сборник «Философские вопросы современной физики» (М., 1952), содержащий немало демагогических статей. В предисловии его инициаторы объявили: «Поскольку в среде советских физиков еще не проделана работа, аналогичная той, которая уже дала значительные результаты в агробиологии, физиологии и некоторых других отраслях советской науки, авторам сборника приходится начинать почти с самого начала…»