Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Большим ударом для всех нас является удаление Синодом Экземплярского за статью в Толстовском сборнике из профессоров Академии [1145] . В действительности здесь, кажется, интриги. Ужасно больно за поругание Церкви, которое творится, и кажется, все больше и больше, что нет выхода из этого положения вне катастроф.
Григорий Алексеевич, слава Богу, остается хорош, как и был, для меня это большая поддержка в истории с Николаем Александровичем. Маргарита Кирилловна по прежнему относится к делу горячо и серьезно. Но у меня такое чувство, что в отношении ее к Николаю Александровичу что-то подломилось после всего и наступило нечто вроде разочарования. Ведь у нее, конечно, не могло быть той личной привязанности, которая делает для нас столь мучительной эту историю. И страшно заботит меня будущее Николая Александровича. Тем более, чем беспечнее и безогляднее он сам.
1145
Экземплярский был профессором Киевской духовной академии.
Пока прощайте. Обнимаю Вас и крепко целую. Христос с Вами! Привет всей Вашей семье.
А Свенцицкий, кажется, оттаял и начинает новый цикл, по разным признакам судя [1146] .
Любящий Вас С.Б.
371. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну [1147] <21.03.1912. Киев — Рим>
21 марта 1912 года,
Киев, Пушкинская, 10
1146
После пребывания в Оптиной пустыни и в скитах на Кавказе В. Свенцицкий вновь возвращается к религиозно-общественной жизни, присоединившшись к христианско-социалистическому движению «Голгофские христиане», в которое входил Николай Клюев и Иона Брихничев. В этот период в частности ими был опубликован сборник<Н. Клюев>.«Братские песни». (Книга вторая). Вступ. статья В. Свенцицкого. М., 1912, ХI , 61 с. // История русской литературы конца ХIХ — начала ХХ века. Библиографический указатель.
1147
Архив Эрна, частное собрание, ф. Бердяева, лл. 5-6 об.
Дорогой Владимир Францевич!
Из письма Ев<гении> Юд<ифовне> делаю заключение, что Вы мне писали после получения письма от Сергея Николаевича о наших распрях.
Письма Вашего я не получал, пока не получил и ответа от С.Н. Моя корреспонденция систематически пропадает, я уже знаю, что пропало писем восемь, кроме того пропали книги, посланные из "Пути", пропала "Р<усская> М<ысль>" и оттиски моей статьи. Я уже подал два заявления на почту. Писать мне можно только заказным. Вы уже знаете, что у меня произошел деловой конфликт с "Путем" по поводу книги Гелло, которую хотят извергнуть из "Пути" после того, как она была принята и уже переведена (Ев<генией> Юд<ифовной>). В крайнем случае соглашаются издать без марки "Пути". Я считаю принципиально недопустимым такое отношение. Вы тоже были в некотором роде инициатором перевода Гелло (Вы посоветовали мне предложить эту книгу для перевода, чтобы дать заработок Евгении Юд<ифовны>) и в Риме высказывались за Гелло. Поэтому я надеюсь, что Вы будете на моей стороне в этом конфликте. Кроме того у меня происходит личный и идейный конфликт с Сергеем Николаевичем. Личный конфликт у меня происходит потому, что мне трудно вынести ту степень невнимания к моей личности, которую обнаруживает С.Н., и непризнание моей индивидуальности. С этим связан и идейный конфликт, который лучше бы назвать конфликтом разных мироощущений. Мне трудно жить и работать в той атмосфере уныния и подавленности, отрицания творчества и вдохновения, атмосфере утилитарно-деловой, которую создает вокруг себя С.Н. Ведь С.Н. морально навязывает другим, и мне свой путь, свое жизнеощущение, и относится несочувственно к чужой индивидуальности и ее судьбе. Это меня давно угнетало, но далее всего я расхожусь с С.Н., а может быть, и с Вами в оценке религиозного смысла творчества. Много раз я высказывался устно и печатно в том направлении, что путь творческого вдохновения, путь переживания призвания есть религиозный опыт, отличный от опыта аскетического. Жизнь должна быть принята не только как послушание, но и как творчество. За тайной искупления скрыта тайна творчества, как свободного начала твари-человека, продолжающего творение мира. На этом я абсолютно стою и укрепился еще более. Можете меня считать еретиком, но я не отступлю от своей веры. Глубокие мотивы наводят меня на мысль, что мне лучше выйти из редакционного состава "Пути" без вражды и демонстративности, оставаясь работником для "Пути". Атмосфера "Пути" для меня тяжелая, я в ней вяну, а не расцветаю. А я ведь не общественный человек, я непоправимый индивидуалист по темпераменту. Сейчас для меня очень тяжелый и тяжкий период жизни во всех отношениях, но я чувствую скорее творческий подъем духа. В самом начале апреля я предполагаю недели на две ехать в Москву. Если захотите написать, то пишите или в Киев, чтобы письмо получить до 1 апреля, что трудно, или лучше в Москву на адрес "Пути". Получили ли Вы полностью мой долг? Я все еще полон Италией и хочу о ней писать. В Киеве нам живется тяжело, матери очень плохо, семейные дела ужасны. Мы с Л.?. очень приветствуем Ев. Давыдовну. С теплым чувством вспоминаем дни в Риме.
372. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну [1148] <23.03.1912. Киев — Рим>
Киев, 23 марта
Дорогой Владимир Францевич и Евгения Давыдовна! Сердечно поздравляем Вас с наступлением Светлого Праздника Христова Воскресения и трижды целуем Вас. Хотелось бы в эти дни всем быть вместе. Нам очень тяжело живется, но надежда не исчезает из сердца. Будьте радостны и благословенны.
Сердечно любящий Вас
1148
Архив
Николай Бердяев
373. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну [1149] <4.04.1912. Киев — Рим>
Киев, 4 апреля
Дорогой Владимир Францевич!
У меня большая к Вам просьба. Выяснилось, что корреспонденция моя пропала потому, что ее направили в Италию по моему осеннему заявлению. Очень прошу Вас справиться на центральной почте в Риме, есть ли для меня письмо и заказная бандероль с книгами и оттисками. Если есть, то я прошу их направить по адресу: ст. Люботин, Южных дорог. Зайдите также в пансион Кайзера, Там может быть для меня корреспонденция. Пусть тоже направят в Люботин. Я пишу открытку на почту. Досадно, если пропали важные письма, книги и оттиски. На днях еду в Москву, задержался от болезни матери и дифтерита у Булгакова. Привет Евгении Давыдовне.
1149
Архив Эрна, частное собрание, ф. Бердяева, л. 8, открытка в Рим.
Ваш Николай Бердяев
374. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому [1150] <весна? 1912>
Получила твое письмо! Душа переполнена тоской, горем и отчаянием. Пишу через силу несколько слов. Тяжело и больно говорить и бесплодно — я знаю. Скажу просто главное: я совершенно не в силах ни слышать, ни тем более читать этих слов твоих. Мгновенно вся моя душа повергается в мрак, отчаяние и ужас! С болью я переживаю ясно, как все мое существо отталкивается от тебя, отрывается от тебя — и ты уходишь от меня очень далеко! Нет такнельзя жить, это ужасно! К тому же вечные разлуки, да еще отъезд заграницу! Я не могу говорить — все мне одно мученье, одна пустота, одно сознание полного одиночества! Делай, что хочешь! Если бы не Мика — ни одной минуты не стала бы жить.
1150
ОР РГБ, ф.171.3.6а, л.37, б.д.
Предупреждаю тебя, что 20-го апреля заседание Религиозно-Философского Общества и Григорий Алексеевич просит тебя остаться на 21-е с тем, чтобы участвовать в прениях. Это очень важно для дела, и я думаю, ты можешь принести эту жертву.
375. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке [1151] <15.04.1912.Москва — Симб.>
15 апреля 1912 г., Москва
Воистину Воскресе!
1151
РГАЛИ, ф.142, ед.хр.198, оп.1, лл.158—159об. Из Москвы в Симбирск.
Вот привел Бог провести Страстную и Пасху под эпитимьей и в карантине, волнении и разлученности от своих. Слава Богу, все окончилось благополучно, и мы живем уже вместе. Спешу Вам написать относительно монографии о Достоевском. Во-первых, она принята пока наличным составом "Пути", нет еще ответа от Эрна (в котором я не сомневаюсь) и от Н.А.Бердяева, который (между нами!) собирается уходить из редакции, кажется. Отношения с ним за этот год до такой степени испортились, он взял такой внешний и внутренний курс поведения, что я (да и все мы) мучаемся с ним с января, и все-таки, кажется, не смогли отвратить разрыва, конечно, наиболее печального для него самого. Об этом не расскажешь, — это кошмар и чертов водевиль, но подтверждается Ваша прозорливость — тревога о нем. Очень тяжело! Если нам суждено будет увидаться, расскажу лично, а на бумаге даже и не расскажешь.
Вот Вам новая страница религиозной общественности. Боже мой! Как мы уже стары, сколько их: «Новый Путь», «Народ», «Союз христианской политики», история со Свенцицким (который оттаял, кстати, и расправляет крылья), теперь — Николай Александрвич, который уходит куда-то, вроде как в Мережковщину, но в действительности-то — просто раскапризничался.
Но возвращусь к Вашей монографии. Во-вторых, задание для монографии определяется так. Размер «Хомякова» или вообще, «Русских мыслителей» — страниц 300 этого формата. Задача, конечно, не новая характеристика или изложение творчества Достоевского, но, главным образом, жизнь в связи с творчеством или творчество на фоне жизни. Это — та задача, которую Вы некогда ставили себе в докладе, читанном в Религиозно-филосфском обществе, но здесь она должна быть выполнена со всем фактическим материалом. Значит, фактически — так мы понимаем это задание — Вам придется спрессовать биографический материал книги и пронизать его философией жизни и, стало быть, творчества.
Так нам рисуется эта задача в общем плане серии. Подумайте и напишите, приемлема ли для Вас эта задача. Причем имейте в виду, что это пишу не я, но «Путь», и что это заказ обусловленный, но в случае принятия условий, — твердый. Гонорар 60—80 руб. за лист в 40000 букв (значит, не типографский). По моему мнению, для Вас было бы самое практичное, когда обдумаете план, прислать его нам, весной или осенью, во избежании недоразумений, а мы выразим свои замечания или пожелания, и Вы можете работать спокойно. Но это мой личный совет, а не «Пути». Жду от Вас ответа, чем скорее, тем лучше. Был я огорчен выгоном Экземплярского, очень религиозного человека. Относительно Тернавцева я хотел писать письмо в «Русскую Мысль», да боюсь, что запоздал. М<ожет> б<ыть> Вы захотите присоединиться. Я очень был возмущен.