Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
О моем здоровье нечего и говорить. Ни соды, ни магнезий, ни капли Виши более не существуют, — ж<елуд>ок гораздо лучше и все прочее в том же духе.
15-го у меня экстренный день: приезжают в гости четыре семинариста [1173] : Успенский [1174] , Кечекьян [1175] , Воробьев, может быть и Устрялов [1176] Сейчас все время читаю твоего Шеллинга. Ну, прощай, крепко тебя целую. Думай обо мне нежно без гнева, без недоверия. Потерпи ради меня и потерпи на мне [1177] . Крепко, крепко целую.
1173
Участники философского
1174
Успенский Леонид Васильевич — философ, участник "соловьевского" семинара по проблемам этики, руководимого Е.Н. Трубецким в Университете Шанявского, один переводчиков трудов Фихте (М., Путь, 1914); впоследствии профессор юридического факультета Среднеазиатского Университета (Ташкент). «Небольшого роста, приземистый, сильно сутулый (настоящий конек-горбунок), с большим лбом, который казался еще больше от лысины, и прекрасными синими глазами, выступал всегда очень живо, захлебываясь, плюясь, но ярко и эмоционально». Фиолетова Н.Ю. История одной жизни. Публикация и предисловие В. Кейдана. // Минувшее. Исторический альманах. Т. 9. Париж. 1990.
1175
Кечекьян Степан Федорович (1890-1963) — правовед, философ, ученик Е.Трубецкого по семинару в Университете Шанявского (см. предыд. примеч.), один из переводчиков трудов Фихте, изданных в "Пути"; там же вышла книга: Кечекьян С. Этическое миросозерцание Спинозы. Путь. М. 1914. С. ХI +337. Впоследствии — профессор МГУ по кафедре философии советского права.
1176
Устрялов Николай Васильевич — историк, политический деятель, участник семинара Е.Н.Трубецкого; в эмиграции стал одним из основателей и идеологов движения "смена вех".
1177
Намек на евангельскую притчу о жестоком домоправителе, которому должник говорит: «Потерпи на мне и все заплачу» (Мф. 18, 26).
382. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой [1178] <17.06.1912. Бегичево — Москва>
<…> Сегодня уехали 4 семинариста (Кечекьян, Успенский, Воробьев, Устрялов). Успенский оставил на просмотр образец Фихте [1179] . Они провели полтора суток, ночевали, и разговоры были очень интенсивные. Я им читал мое заключение, они оживленно его обсуждали, много расспрашивали и нашли, что это "большой сдвиг" от С<оловьева?].
1178
ОР РГБ ф.171.7.2б. л. 7,об. Из Бегичева в Москву.
1179
Перевод для будущего издания Фихте И.Г. Избранные сочинения. Пер. с нем. С.Ф.Кечекьяна, Л.В.Успенского, Б.В.Яковенко под ред. кн. Е.Н.Трубецкого. Предисловие Е.Н.Трубецкого. Т. 1. Путь. М. 1916. С I+521. Был опубликован только 1-ый из задуманных двух томов.
Прочитав вслух, я согласился, что много рассуждений должно быть из заключения перенесено назад, в другие части [1180] <…>
383. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому [1181] <1912. Михайловское>
<…> Вчера не писала тебе, т.к. получила из Москвы твою рукопись и хотелось очень ее прочесть. Мне очень грустно, что я не с тобой вместе ее читаю, т.к. тогда наверное многие мои впечатления рассеялись бы и я лучше уяснила бы себе все. Главное, я как-то не так себе представляла заключение. Мне кажется, что тут все повторение, а нет того, что я себе представляла и чего как будто хочется после всей пройденной критической работы. Я воображала, что это будет изображением всей грандиозной картины души Соловьева в сопоставлении со всеми философскими проблемами и всеми направлениями и уж совсем заключительно указание положительного и отрицательного и твое резюме. Может быть я ошибаюсь! А тут все остается в имманентной сфере Соловьева и твоей критики, а не выходит за пределы и не охватывает всего мирового, что как-будто нужно после такой детальной внутренней критики всех проблем в отдельности. Потом, как всегда, я всегда страдала от того, что ярко чувствовала всю разницу моего мироощущения. Так в моей душе все протестует против твоего мироощущения! Иного слова не подберешь, т.к. здесь не в мыслях и построениях дело. С построением я согласна, даже теперь понимаю его громадную плодотворность. Но уничтожить пантеизм, это значит уничтожить положительность временного и реальность его значения.
1180
Видимо речь идет о готовившейся к печати книге Е.Н.Трубецкого "Миросозерцание Вл. Соловьева". Тт. 1—2. М., Путь, 1913.
1181
ОР
Дело в том, что ты оправдываешь его слабо и бледно, а убиваешь в нем все живое и прекрасное сильно. Если Крест реален и был на земле, то и Воскресениереально и было на земле. Как же можно все чудесное переносить в потусторонний мир, когда главное чудо воплощения и воскресения было на земле. Как ты смеешь называть все чудесное в душе человека, все, из чего он творит,утопией! Не умишку Новгородцева судить о великих бессмертных душах и умах. Все они были утопистами. И Соловьев тогда и был велик и создал свое бессмертное, когда был утопистом.
Когда любовь половая велика, когда она может быть оправдана? Только когда она утопична (Это твое выражение), а по-моему "чудесна" и "безумна" с житейской точки зрения. Иначе она гадость, дрянь, кислота, будни и бездарность, и ничем она не оправдается. Разве по-твоему рождением детей? Вообще все это так не по душе, так мне больно, так мы далеки! Вообще все это по-моему очень опасная точка зрения. Так легко свести жизнь на что-то ужасное. Все таинственное теургическое из жизни исчезнет, а остается один Крест, или еще страшнее — будни. Да разве весь мир в своих муках не несет креста, разве Россия со времен татар не несет креста!
Я уверена, что не от того мир несчастен, что не несет креста, потому что я знаю, что он его несет, а потому, что мало в нем любви! А любовь одна творит чудеса и воскрешает здесь на земле. А раз есть живая любовь, то и Крест с ней неразлучен, т.к. только они вместе открывают нам мировую душу. А если есть любовь и Крест, то есть и Воскресение, и радость!
Не стоит больше писать тебе об этом! Ах если бы мне дал Бог твой талант, как бы я написала, как бы я привлекла все души и как бы мы любили Бога и землю, и как бы мы ее жалели и украшали, и радовались бы, что Бог нас создал и послал нас этим Путем, и дал нам познать Любовь, следовательно возможность познать мир и Его самого. А это все сушь и неправда! Презрение к человеческому. Ничего из этого не выйдет.
Что ты пишешь о медиумическом прогрессе еще не переварилось в моем сердце, но возбуждает пока сомнения и вопросы. Не аристократизм ли это? Почему избранные только достойны и в чем тот критерий, которым они двигают, а не другие. Если это критерий "Креста", то нищий не больше ли Г`oте или Пушкина или даже Сократа несет Крест, так как его смерть, одного на дороге, ужаснее, чем торжественная смерть Сократа в славе!
По христианству так не выходит. А если признать, что Г`oте, Пушкин, Сократ, Бетховен — Медиумы, тогда это совсем не по-твоему, а по-моему больше. Тогда задача творчества жизни не только в Кресте, но еще в чем-то? А в чем? Это очень, очень глубокая штука, и по-моему в твоей мысли о медиумическом прогрессе ты должен натолкнуться на нечто очень важное.
Не знаю права ли я, но говорю то, что чувствую и что для меня составляет центр моей души. В философии я еще этого не нашла. Как хорошо бы, если бы ты нашел! Я могу только интуитивно догадаться, а ты можешь воплотить.
Счастливый вообще, но не понимающий своего счастья? Почему у тебя такая радость чувствуется в стремлении убить всякую фантазию всякий восторг, а не найти в них плодотворное. Я вполне согласна, что нельзя верить в чудодейственную силу политических перемен, и здесь можно охлаждать. Но нельзя смешивать все человеческие "утопии" в одно. Иные только одни и спасают мир от гибели и материализма, так как дают силу чувствовать чудесное и прекрасное в мире.
Уж очень ты закостенел в твоем справедливом христианстве и добродетели 48 лет. Пожалуй это непоправимо и безнадежно!
Ты мне говоришь "приятные" вещи в каждом письме "теплые слова"! Мне нужно или огненное или уж лучше ничего. А "приятное" и "теплое" меня ужасно выводит из себя. Не сердись или рассердись, но могу же я быть самой собой с тобой, или ты хочешь, чтобы и я превратилась в ходячую мораль, преисполненную "благих" и "теплых" намерений. Даю тебе слово, что эти молнии направлены на тебя, а не на Веру Александровну. Ее я только жалею, боюсь за нее, молюсь за нее, чтобы она поправилась, а тебя я бы с удовольствием побила, если бы ты мне сейчас попался. Хорошенько тебе попадет за все! Дрянь, негодный, не стоящий любви, но все-таки целую. Пиши!
384. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому [1182] <лето 1912. Михайловское — Бегичево?]
Ангел мой, сокровище мое бесценное!
Необходимо мне сегодня написать тебе несколько слов! После таких тяжких и мучительных дней сегодня у меня воскресенье в душе! Какое-то торжество чувствую в себе, крылья выросли! Весь мир хочется обнять и полететь куда-то высоко, высоко.
Ангел мой, мне так хочется сейчас писать тебе, тебе одному я могу все сказать и знаю, что ты услышишь меня, потому что с тобой одним связана неразрывно жизнь моей души.
1182
ОР РГБ, ф.171.3.5, л.50—51об., б.д.