We began it all
Шрифт:
Сейчас, перейдя на повышенный тон, на пугающую требовательность вместо предполагаемой мольбы в интонациях, Норман опасается, что мама почувствует страх, попытается убежать от него. И, если честно, Норман не может в этот момент ручаться, что её бегство не подстегнёт его, почти на чистых инстинктах, броситься следом и… Сделать что-то плохое, чего в здравом уме он ни за что не сделал бы.
Но Норма не пятится от него и не пытается сбежать.
Вместо этого, вглядываясь в его лицо, за все его личины, насквозь, в течение минуты или двух, она выдыхает короткий тихий звук, между пониманием и состраданием,
– Норман, ох, Норман, родной, не нужно, – шепчет она ему в шею, прижимая к себе обеими руками, будто подозревает, что это ОН попытается вырваться и сбежать. – Не бойся, малыш, ничего не изменится, между мной и тобой ничего не изменится, я клянусь тебя, сыночек, ты – самое дорогое, что у меня есть, единственное по-настоящему важное, вся моя жизнь, вся моя любовь, никто, верь мне, никто этого не изменит, никогда, никогда, никогда…
Норман верит, обнимая маму крепче, впитывая в себя её пульсирующее тепло, искренность её слов.
хХхХх
Это не мешает ему, однако, позже поднять тему аборта ещё раз. Норма вновь проявляет её природное упорство, твёрдо отказываясь от идеи, и замечает в процессе урезонивания сына:
– Представь, если бы я оборвала беременность, когда носила Дилана, – думая над этим, Норма какое-то время молчит, прежде чем продолжить решительнее: – Представь, если бы я избавилась от тебя? …Вот видишь. Разве могу я поступить в этот раз иначе? Что, если это окажется самой ужасной ошибкой в моей жизни? Нет, милый, я не хочу жалеть о содеянном.
Потом мама снова возвращается к уверениям, что расширение семьи нисколько не пошатнёт их собственные взаимоотношения, и Норман, позволяя себе купаться в мамином внимании, думает отвлечённо, в его ли силах, оставаясь незамеченным и внешне не вовлечённым, спровоцировать у Нормы искусственные роды сейчас, в начале второго триместра?..
хХхХх
При дальнейшем обдумывании, Норман приходит к печальному выводу, что это неудачный план, даже если всё получится, как задумано. У плода, конечно, крайне низкие шансы к выживанию после выкидыша, но и для здоровья мамы урон может оказаться серьёзным. Даже учитывая острое желание Нормана избавиться от ребёнка, он не готов ставить Норму под угрозу. Видите? В здравом уме, он ни за что на свете не навредит маме.
Он просто не готов лишиться её, ни на каких условиях. Для этого Норман слишком любит её. Слишком.
А если ради продолжения их совместной жизни ему придётся как-то примирить себя с появлением очередного конкурента? Плевать. Норман справится с этой задачей.
хХхХх
(И он определённо не проиграет какому-то дурацкому младенцу. Такое было бы просто смешно. Так?)
хХхХх
Норману есть, за что бороться.
Всю его жизнь, мама была его двигателем, базовым «звеном» в цепи ДНК, единственной программой мышления, основательной и закономерной логикой. Всем тем, что представляло реальную важность;
В ней было всё – и план нападения, и схемы обороны; сложная, многофункциональная комплексная система жизнеобеспечения, работающая безотказно.
Норман смутно догадывался, как невероятно повезло ему совершенно ни за что, просто по рождению, заполучить всё это, гармонично воплощённое в одной-единственной неподражаемо-великолепной персоне.
И,
Норман с детства был хорошим мальчиком, приученным делиться, но даже самому отличному воспитанию есть свои пределы, правда же?
Так что – не-а, ни за что. Мамой Норман делиться никогда по-настоящему не умел, да и не желал учиться, спросите хоть Дилана. Ребёнку следовало бы поступить мудро и родиться мёртвым. Да и Дилану надо было бы уйти. Как и всякому иному сопернику. А раз так…
Норману пока не известны все детали, но одно он знал наверняка: он заставит братьев исчезнуть с их с мамой горизонта. Это было лишь вопросом времени и – подходящей возможности. Но вполне осуществимо, рано или поздно.
хХхХх
К предрождественской неделе, атмосфера в доме над мотелем окончательно обретает максимально возможную расслабленность.
Мама впервые за последние месяцы кажется умиротворённой без надуманности, почти полностью здоровой и – едва заметно – округлой, хотя недовес продолжает просматриваться. Норман осваивается с каждым днём в суматошном мире переполошённых мыслей, дыхание его становится вновь незатруднённым, смех – менее вымученным. Дилан… С Диланом ситуация не такая ясная, но он, судя по объективным признакам, уже не пьёт, и его взгляд делается менее затравленным и более наблюдательным.
Он работает в своём непонятном графике, занимаясь непонятно, чем; Норман почти не пересекается с братом, подчас с удвоенной намеренностью, но мама, кажется, перестаёт умышленно избегать Дилана, она очень терпима к его присутствию, хотя и предпочитает сохранять с ним дистанцию не меньше пяти футов, обязательно. Это тоже приемлемо.
Буквально за пару дней до Рождества, Норма возвращается из салона с новой элегантной причёской и несколько наносным, но оттого не теряющим прелесть энтузиазмом в глазах.
– Всё налаживается, – уведомляет она Нормана, склоняя его голову обеими ладонями и торжественно целуя в макушку. – Не имеет права не налаживаться.
хХхХх
Праздник проходит удивительно гладко, все дома подчёркнуто вежливы друг с другом, не заговаривают на опасные темы, обмениваются подарками, помогают друг другу накрывать на стол. Ни одного скандала, ни единого даже лишнего слова не звучит. Норману кажется, что он сделал какой-то неверный шаг, не заметив, и оказался в зазеркалье.
Он, однако, трижды ловит долгий, будто производящий какие-то вычисления взгляд Дилана, направленный на их маму, и хотя старший парень пока не задаёт никаких вопросов и не требует объяснений, Норман всё равно остаётся настороже. Он готов встать на защиту Нормы, покажись даже малейшая необходимость.
хХхХх
К позднему вечеру, Дилан начинает вести себя страннее, чем было накануне, и Норман только с определённым запозданием понимает, что это, и почему его система безопасности не среагировала сразу же соответственно: Дилан не предпринимает никаких действий, которые в предвзятом представлении Нормана причислялись бы к агрессивным (а это 98% поступков брата, надо признать). Нет, Дилан просто, самым естественным образом, пытается остаться с Нормой наедине, и Норман подспудно знает, зачем. Что недопустимо. Ни в коем случае.