With the sun
Шрифт:
Два зелёных ярких луча пронизывали комнату, давая вполне достаточно света, чтобы увидеть, что Гарри сидит, прислонившись спиной к прикроватной тумбочке, и вертит в руках какую-то вещь прямоугольной формы.
– Гарри?
– «Может, это всё-таки сон?».
– Я напугал тебя? Прости, - Гарри посмотрел Драко в лицо и почти сразу отвёл взгляд.
– Почему ты всё время извиняешься?
– А ты почему?
Тупик.
– Ну-у…
– Вот и я тоже… ну-у… - Гарри неожиданно озорно ухмыльнулся и уже открыто посмотрел Драко в лицо.
– Как ты себя чувствуешь? За исключением, светел Мерлин, того,
– Хорошо, - до блондина всё никак не доходило.
– Ты пришёл посреди ночи, чтоб узнать, как я себя чувствую?
– Я думал, ты спишь, - Гарри обхватил ноги руками и удобно устроил на своих коленях подбородок.
– Хотел посмотреть, как ты - мало ли какие кошмары могут сниться.
– Сегодня мне ничего не снилось, - осторожно сказал Драко. Пусть он и не помнил, что было там в прошлом, но был твёрдо уверен в том, что был привычен к такой заботе. Это казалось… странным, что кто-то по ночам заглядывает к нему в комнату вместо того, чтобы пойти отдыхать, только затем, дабы удостовериться, что он хорошо спит. Очень странным, хотя и не сказать, чтобы неприятным.
– Это хорошо… тебе и правда нужно отдыхать, - Гарри зябко передёрнул плечами, и Драко отчего-то не сомневался, что с кошмарами брюнет знаком не понаслышке.
Повисла пауза - неловкая и натянутая. Драко не знал, что сказать, Гарри же, похоже, опасался неправильным словом обидеть Драко или напугать. «Я не фарфоровый, мать твою…».
– Гарри…
– Да?
Всё возмущение куда-то пропало с языка, и Драко произнёс совсем не то, что собирался:
– Что это у тебя в руках?
– Твоя колдография. Ты сам принёс её домой из Малфой-мэнора.
– Домой из мэнора? Малфой-мэнор - это моё родовое поместье? А где я живу?
– Ты жил со мной в доме, который мне оставил мой крёстный.
– Оставил? Он умер?
– Ага… по правде сказать, у меня никого нет, кроме тебя.
Снова молчание. Драко потянулся и вынул колдографию из рук Гарри.
Безмятежность, счастье, радость, юность собственной персоной ударили в Драко с куска пергамента, сбив ему дыхание и резанув по глазам. Солнечный свет, воздух, распахнутая рубашка, мечтательная улыбка… мальчишеское лицо, выглядевшее тем беззаботнее и чище, чем старше и трёпаней - толстая книга на коленях. Светлые волосы развевает ветер, пытается прилепить к губам, закрыть ими блестящие глаза, а сам мальчик на колдографии задорно смеётся, запрокидывая голову и подставляя белую кожу солнечным лучам.
– Это я?
– недоверчиво спросил Драко.
– Да, ты. Ничего не помнишь? С тех пор, как её увидел, всё хотел спросить, о чём ты на ней думаешь, но как-то стеснялся…
– Я вспомню и обязательно скажу тебе, - пообещал Драко.
Черты лица счастливого мальчишки были знакомы Драко до безумия. Логичнее всего было признать, что это в самом деле он и есть, но слизеринец готов был клясться здоровьем Гарри, что не сумеет так открыто улыбнуться больше никогда.
– Тебе надо отдыхать, - Гарри встал.
– Извини, что явился посреди ночи…
– Прекрати извиняться, - корректно попросил Драко.
– Или получишь подушкой по затылку.
– Я буду молить о пощаде!
– со смехом сказал Гарри.
– Помнится, в прошлые разы я всегда оставался жив - ты менял гнев на милость…
Резко оборвав
– Очень хочется поцеловать тебя на прощание. Но нельзя… Выздоравливай, солнышко моё.
Гарри аппарировал с тихим хлопком, похожим на одинокий незадачливый аплодисмент, и Драко остался наедине со своими амнезией и колдографией. «Прямо выражаясь, компания не из тех, в которых хочется весь вечер гулять в баре со стриптизом и сладкими коктейлями».
* * *
Утро понедельника было самым что ни на есть типичным шотландским утром: хмурым, дождливым и серым. Гарри же был готов летать, петь, кричать и смеяться от радости, рассыпать лепестки роз и полновесные галеоны, танцевать, обнимать всех подряд и всем заявлять: Драко в безопасности! Драко с ним! Драко уже совсем в порядке физически! Драко его любит! Он больше никогда и никому не позволит причинить Драко вред! Счастье, отчаянное и бесшабашное, буквально раздувало Гарри изнутри и отрывало от земли, как гелий отрывает воздушный шарик. Перспективы мести неизвестной сволочи за всё причинённое блондину меркли и отходили в сторону рядом с этим счастьем, которое тёплым средоточием, своего рода портативным лучистым огоньком, Гарри носил в районе солнечного сплетения со вчерашнего дня.
Кто бы мог подумать ещё позавчера, что ему может быть так хорошо, что он будет бояться умереть на месте от счастья, нежности и восторга.
– Вы просто светитесь, Поттер, целиком, - заметил Снейп, пока Гарри с невиданным в стенах Хогвартса воодушевлением поглощал привычную овсянку.
– Быть может, Вы умерите свои эмоции?
– Мм?
– Гарри прожевал тост и вопросительно посмотрел на зельевара.
– Зачем?
– Затем, что кое-кому это может не понравиться или, тем паче, вызвать вопросы.
– Кому? Директору?
– Гарри покосился на Дамблдора, которого ещё никто не потрудился посвятить в последние новости - разве что Люциус мог бы рассказать.
– Ему, возможно, тоже, но я говорил не о нём.
– А о ком?
– О наблюдателе от Министерства.
– Что?
Гарри успел начисто забыть о разговоре с Дамблдором в конце года.
– То самое, Поттер, то самое. Наблюдатель несколько задержался по каким-то другим делам, но эти дела больше не требует его отсутствия в Хогвартсе. Поэтому сегодня за завтраком наблюдатель явится на вверенную ему территорию.
– За завтраком? А сейчас что?
– Гарри подозрительно покосился на стоящую перед ним тарелку. Быть может, она обеденная, но ловко скрывается под личиной… гм, завтрачной?
– Конь в пальто, - холодно ответствовал Снейп.
– До конца завтрака ещё достаточно времени, чтобы наблюдатель успел появиться.
Гарри отпил тыквенного сока из кубка, чтобы иметь чуть-чуть времени подумать. Наблюдатель - это плохо. С другой стороны, он или она сумеет убедиться (и, как надеялся Гарри, убедить Министерство вообще и Скримджера в частности), что Гарри ведёт себя, как зайка и доволен своей скромной работой. Так доволен, что счастье его просто распирает. Другое дело, если в Хогвартс пришлют мало-мальски сообразительного наблюдателя, тому не составит труда заподозрить, что размеренная жизнь обычного преподавателя не может вызвать такого экстаза и ажиотажа, и захотеть докопаться до истины. Вот ЭТО - уже хуже выдумать трудно…