Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году

Шинкарев Леонид Иосифович

личное настолько, что чешская делегация в знак протеста покинула зал за-

седания. Что именно он сказал, воспроизвести трудно, в стенограмме это не

зафиксировано. Фразы в этом месте не стыкуются, наводя на мысль о чьей-

то торопливой редактуре. Зденек Млынарж уверяет, будто Шелест, критикуя

чехов, заметил, что «галицийский еврей» Кригель для него не партнер. Тогда

Дубчек и вся делегация поднялись и демонстративно ушли. Вечером совет-

ские участники встречи

принесли чехам извинения 45.

Эпизод вряд ли заслуживает внимания; мало ли что бывает между муж-

чинами, когда нервы на пределе. Но он выдает умонастроение той части

кремлевского руководства, которая объясняла себе и народу Пражскую вес-

ну как сговор еврейской диаспоры в Чехословакии с международным сио-

низмом, с разведками иностранных государств. Как потом напишет одна из

российских газет, «в свое время от нас (граждан СССР) была скрыта главен-

ствующая роль сионизма в развитии чехословацких событий; тем самым со-

вершалось очередное ему попустительство. Сионизму было дозволено свой

чехословацкий опыт под лозунгом “перестройки” использовать в нашей

стране» 46.

Публичный выпад Шелеста против Кригеля, если он имел место, был,

возможно, бессознательной реакцией на стрессовую ситуацию, как она скла-

дывалась, когда кремлевскому руководству предстояло принимать решение

о вводе войск.

Можно было бы довериться Млынаржу, его цепкой памяти, когда бы он

был в Чиерне-над-Тисой и сам слышал. Но о дискуссиях на станции он знает

от других. А Шелест, сколько его ни донимали вопросами, происшествия не

подтверждал. Иван Сынек, сидевший на переговорах за спиной Дубчека, за-

труднялся воспроизвести шелестовское выражение дословно, но хорошо

помнит, что «оно было откровенно антиеврейской направленности» 47.

Лучше с памятью у Ивана Шедивого, сотрудника аппарата ЦК КПЧ, то-

гда тоже находившегося в зале заседания: «Шелест сказал, что “какой-то га-

лицийский еврей еще будет нам тут…” – и дальше в этом роде» 48.

Сомнения, был или не был этот эпизод, развеял Василь Биляк, ближай-

ший личный друг Петра Шелеста. Выступление Шелеста, он помнит, «было

направлено против национализма и сионизма». Кригель возмутился: почему,

говоря о сионизме, Шелест смотрел на него. «Несмотря на свою резкую нату-

ру, Шелест спокойно ответил, что может смотреть, куда хочет». Cидевшие за

спиной Дубчека советники, главным образом Иван Сынек, стали передавать

Дубчеку записки, предлагая заявить против выпада Шелеста протест. «Дуб-

чек высказал протест, на что советская делегация ответила, что если чехо-

словацкая

сторона настаивает, протест будет внесен в протокол» 49.

Видимо, Шелест, раздраженный сидевшим напротив Кригелем, позво-

лил вырваться из глубин подсознания ждавшей своего часа дремучей не-

приязни не столько к конкретному человеку, а к выраженному в нем типу

«чужака», одному из суетливого племени, о котором у его окружения самое

дурное мнение. Ну хоть бы вели себя не так активно, не лезли бы на самый

верх. Так нет же, они везде, даже тут, на переговорах в Чиерне-над-Тисой!

Он не сомневался, что братья-славяне испытывают те же чувства. Но

когда Сынек, сидевший за спиной Дубчека, что-то шепнул Дубчеку на ухо и

тот поднялся, за ним, не сговариваясь, встала и покинула помещение вся че-

хословацкая делегация. Такого демарша не ожидал ни уверенный в себе Ше-

лест, ни другие члены Политбюро.

Как мне потом расскажет Черник, «мы пошли в свой вагон. Поужинали.

К нам зашел Косыгин, за ним Суслов и Шелест. Пришли извиниться. Говорил

Косыгин. Нет сил, говорил он, которые могли бы нашу дружбу нарушить.

Виновника, вы видите, мы взяли с собой, чтобы вы поверили, что мы по-

настоящему раскаиваемся. Они принесли с собой бутылку армянского конь-

яка. Кригель молчал. Шелест извинялся, но как-то формально. Мне потом го-

ворили, что советская делегация ему всыпала. Могли сорваться перегово-

ры…» 50.

К убежденным коммунистам, а доктор Кригель был именно таким,

лучшая часть чешской интеллигенции никогда не относилась оголтело, как

это свойственно политическим крикунам. Многие, придерживаясь принци-

пиально иных воззрений, но свободные от фанатичной ненависти к думаю-

щим иначе, уважали в коммунистах часто крупные личности, полагая воз-

можной трансформацию их взглядов в сторону близкой им социал-

демократии. Вацлав Гавел именно так представлял себе эволюцию

Кригеля 51.

О последних днях Франтишека Кригеля мне потом расскажет Иржи

Ганзелка. Они виделись 3 декабря 1984 года, когда жизнь перенесшего ин-

фаркт доктора пошла на часы. «Знаешь, это удивительная судьба… Рос в

бедной семье в Галиции. С молодости в рабочем движении, в событиях 1948

года. Когда начался процесс над Сланским, Франтишека сначала тоже хотели

забрать. Но он тогда не был так знаменит и отделался только тем, что был

снят с высоких постов. Спасло приглашение на Кубу. Три года он работал на

острове, пока не создал систему здравоохранения. Тогда лучшую в странах