Я люблю Капри

Джонс Белинда

Люка ерошит мне волосы, смеется, и я чувствую на шее его дыхание. Здесь все кажется возможным. Я не хочу отсюда уходить, но мы уже плывем к выходу.

— О sole mio, — гудит лодочник, стараясь отвлечь нас от того факта, что сейчас мы вернемся в реальный мир.

Мы подплываем к яркому треугольнику дневного света, падающего снаружи. Здесь вода становится мутнее и беспокойнее. Меня тревожит, что чем ближе мы подплываем к выходу, тем меньше становится расстояние от воды до каменного свода этой лазейки. Тут снаружи накатывает большая волна и полностью перекрывает оставшуюся щель. Меня мороз продирает по коже. Если море не успокоится, нам не выбраться. Даже

лодочник слегка заволновался. Мы ложимся на дно, как велено, но лодка уже пять минут, подбрасываемая волнами, танцует на месте. Мы приподнимаемся, чтобы посмотреть, что происходит. Сейчас через проход не просунуть даже весло — лодка разлетелась бы в щепки. Мне всегда хотелось, чтобы со мной произошло что-нибудь, «как в кино», но я не ожидала, что на мою долю выпадет фильм-катастрофа. Я пробую ради тренировки задерясивать дыхание и проклинаю себя, что надела белое, — я буду как голая, когда из воды выловят мое бездыханное тело.

— Папа? — шепчет Ринго.

— Все хорошо, — успокаивает Люка. — Ким?

Я не успеваю ничего сказать, как лодочник хрипло кричит:

— На дно! — и крестится.

Это уже серьезно. У меня сердце уходит в пятки, когда лодочник хватается за цепь, которая (теоретически) должна помочь ему вытащить нас на волю. Лодка продвигается чуть вперед. Я раздумываю, не расплакаться ли мне, но тут поднимается волна и с шипением обрушивает на меня водопад холодных брызг. Глаза щиплет от соли. Я промокла до нитки. Но мы выбрались. Я неуверенно сажусь и отплевываюсь. Туристы у входа встречают нас аплодисментами. Я убираю с лица, налипшие крысиные хвостики волос и вижу, что Ринго указывает на меня пальцем.

— Ким, у тебя…

Я закрываю руками грудь. Не то чтобы на мне не было лифчика, но он тоже белый, так что можете представить себе картину. Я слишком рада нашему спасению, чтобы беспокоиться о подобных мелочах, но, пока мы плывем к лодке Люка, я сижу сгруппировавшись, демонстрируя, таким образом, известную скромность. Впрочем, вскоре я понимаю: чтобы подняться на борт, мне придется отпустить футболку. Мама и Софи смотрят заботливо и держат наизготовку полотенце. Тем временем я стараюсь одной рукой дотянуться до лестницы, а другой — оторвать от тела налипший трикотаж. Это не просто — футболка не хочет со мной расставаться.

— Бедняжка! — Мама заворачивает меня в полотенце, укутывая мне не только тело, но и лицо. — А мы ничего с собой не взяли переодеться!

— Она может надеть мою рубашку, — предлагает Люка. — Ей досталось больше всего, а я почти сухой.

Люка начинает расстегиваться, и я выглядываю из полотенца, чтобы посмотреть, какое у мамы будет лицо, когда она увидит его татуировки.

— О! — говорит мама. — Какой ты живописный!

— Можешь переодеться внизу. — Люка открывает люк, который ведет в небольшой трюм с сиденьями.

Я шлепаю вниз и закрываю за собой люк. Требуется затратить немало сил, чтобы высвободиться из футболки. Несколько секунд я стою, обнаженная до пояса, и пытаюсь отдышаться. Снаружи я слышу радостные возгласы. Наверное, еще одна лодка вырвалась из Лазурного Грота.

— Ким! — Люка настойчиво стучит в люк.

— Э! Подожди! — Я быстро прикрываюсь полотенцем.

— Там можно закрыть шторки!

Я оборачиваюсь — прямо у меня перед глазами целая компания парней, свесившись с борта яхты, заглядывает в иллюминатор. Я падаю на пол. Стыд- то какой! Где здесь пробка, которую я могу выдернуть, чтобы утечь на дно морское?

— С тобой все в порядке? — Это мама. Правильно, кричи громче — вдруг кто-то меня еще не видел.

На

обратном пути я сижу тихо, но несчастной себя не чувствую. Больше всего меня утешает Ринго — он уснул, уткнувшись мне под мышку. Мне становится легче на душе, когда я поглаживаю его горячие от солнца волосы и слышу его посапывание. Я перевожу взгляд на маму и Софию — они по уши заняты сплетнями и воспоминаниями. Смысл их речей я угадываю по выражению их лиц — шум мотора и ветра создали вокруг меня звуковой кокон, и я рада, что мне не нужно присоединяться к разговору. Иногда я ловлю взгляд стоящего у руля Люка, и у меня тут же учащается дыхание, что заметно по голове Ринго, которая поднимается и опускается у меня на груди. Я спешу успокоиться, чтобы не разбудить мальчика, но он только ворочается во сне и обнимает меня за живот. Я беру в руку его ладошку, поглаживаю маленькие ноготки и улыбаюсь, вспоминая на те первое рукопожатие. Так странно, что я могу открыто проявлять свою привязанность к младшему Аморато, но чувствую себя ужасной грешницей, если невзначай задеваю руку Люка, когда беру у него протянутую банку газировки.

Я стараюсь не позволить фантазии разыграться, но, греясь на солнце в его лодке, завернувшись в его рубашку и держа на руках его сына, я чувствую себя частью его жизни. Это прекрасное ощущение, хоть оно и вызывает боль.

18

— Можешь говорить?

— Все чисто, Клео. Слушай, если б ты знала…

— А-а-а-а-а-а! — визжит она, перебивая меня.

— Что? — Я падаю на кровать.

— Гарет приходил сегодня! — Она почти поет от счастья. — Я пыталась раньше позвонить — где ты была?

— Прогуливалась, — говорю я. Мне не терпится выслушать новости — моя история про Мисс Мокрая Футболка подождет. — Давай.

— Ну, было около пяти. Я стояла у фонаря для просмотра слайдов и морально готовилась к еще одному без Гаретному дню, как вдруг он входит — весь такой сияющий, что я уронила коробку со слайдами!

— Где он был?

— Я не успела спросить. Он очень спешил. Он отдал мне пленку и сказал, что зайдет в воскресенье с кучей одноразовых фотоаппаратов, с которыми надо управиться за час. Я напомнила ему, что в воскресенье мы закрываемся в четыре, и он сказал, что придет после обеда. Дождаться не могу!

— Но ты же не работаешь по воскресеньям…

— В этом-то и вся прелесть! Я дождусь его, потом заполню бланки — я думаю, будет не меньше шести фотоаппаратов, а это значит — шесть разных конвертов, так что у меня будет достаточно времени, чтобы его разговорить.

— А что ты ему скажешь?

— Забавно, что ты спросила. У меня есть несколько подробных сценариев — скажешь, какой лучше?

— Хорошо.

— Первый: я невзначай говорю: «Интересно, на что люди тратят тот час, пока проявляются их пленки, может, мне провести исследование на эту тему?», а он отвечает: «Я собирался посидеть в пабе!»

— Откуда ты знаешь? — вмешиваюсь я.

— Погоди! Итак, он говорит: «Я собирался посидеть в пабе!», а я говорю: «Знаешь что, у меня сейчас перерыв — если угостишь, я попрошу, чтобы с твоими пленками управились за полчаса».

— О, это мне нравится — игриво. И при этом ты демонстрируешь свой профессиональный авторитет.

— Не слишком прямолинейно?

— На грани. Что у тебя еще?

— Я говорю про исследование, а он отвечает: «Я как-то об этом не подумал — предложения будут?» А я говорю: «Как раз собиралась на перерыв. Я знаю, где тут подают самые пышные кафе-лат- те в городе, могу показать, если хочешь».