Я – мать ваша!
Шрифт:
08.40 Запах смерти
Лара подала маме миску.
– Не ребенок, а сплошной убыток. В кого такой криворукой уродилась?! – отчитала мать, сделала секундную паузу и продолжила, – В бабку свою…
Тима за спиной матери показал Ларе язык и ткнул пальцем, жестами говоря: «Так тебе и надо!»
– Курицу в сарае заклевали. Живая пока. Я ее одну закрыла, – сообщила Лара.
Мать швырнула со всего маху кухонное полотенце на табурет.
– Ни единой хорошей новости от тебя не услышишь, сплошные проблемы.
Мама взглянула на Лару, пелена в материнских глазах рассеялась, заискрились металлом звездочки.
– Пойдем! – Мать схватила огромный нож. – Тазик большой захвати.
– Почему опять я? Пусть Тима хоть раз сходит! – возмутилась Лара.
– Ах, ты бесстыжая! Лишь бы ей отдыхать… Сама или помочь? – Родительница указала взглядом на висящий на стене кипятильник, шнуром от которого уже не раз перепадало детям.
Лара вздохнула и обреченно поплелась вслед.
Вдвоем спустились с крыльца. Мама обернулась и, тряся рукой с ножом, взревела:
– Смерти моей хочешь?
Лара от неожиданности аж подпрыгнула, дышать перестала.
– Нет, – ответила она и для добавления убедительности покачала головой.
– Тогда какого лешего в одном тапке разгуливаешь? – Мать смотрела в упор.
– Второй у кур остался, за порог зацепился.
– Глаза б тебя не видели. Надо же уродиться столь тупой. Снимай этот тоже! В одном сапоге или носке ходить – к погибели матери. Примета такая.
Родительница развернулась и размашисто зашагала во двор. Лара босиком семенила вослед, держа одинокий тапок в руке.
Петух Борька, завидев мать, забился в дальний угол загородки, уткнулся клювом в землю и замер. Только глаз шевелился – хозяйку наблюдал. Мама ступила в куриный загон, метнула Ларе вторую мыльницу.
– Лови, полоумная!
Через минуту мать вышла из курятника, крепко держа поклеванную несушку за бока. Волча, завидев будущую еду, одобрительно загавкал. Мама прошествовала к чурке перед сараем. Она вытащила топор, резко кинула куру на пень и размахнулась.
Лара успела отвернуться в последний момент – послышался хруст и стук. Тело протрясло крупной дрожью. Как легко мама умеет убивать! Ни лишней мысли, ни жалости. Лара обернулась – ко псу летела куриная голова. Собака подпрыгнула, схватила добычу и принялась с урчанием грызть. Рот Лары заполнился тягучей горькой слюной, затошнило.
– Топор и тот тупой, – возмущалась мама, – Что стоишь? Сбегай в кладовку за наволочкой с перьями. Живо!
Лара принесла и поставила мешок перед матерью. Та положила куру в таз и велела:
– Ощипывай, я пойду кашу доварю.
– Я не умею.
– Что сложного?! Смотри, берешь несколько перьев и выдираешь, в наволочку складываешь. Много сразу не хватай, не вытащишь.
Уходя, мама обернулась, дала наказ:
–
Совсем как Баба-яга в сказках сделала бы. Лара через силу улыбнулась и кивнула.
Избегая смотреть на место казни, она присела на корточки и принялась выщипывать перья со спины несушки. Сладковатый запах крови бил в нос, вызывая тошноту. Лара старалась не прикасаться к тушке еще теплой птицы, захватывала перьевую массу поверху.
Работа оказалась тяжелой: пальцы проскальзывали. Выдернув верхний слой, Лара ухватила мягкий внутренний и с легкостью вытащила. Не перо, а пух, тончайшие ворсинки колыхались на воздухе даже без ветра. Лара оттянула руку и посмотрела сквозь округлое пушистое перышко на небо. Какое милое облачко получилось бы!
Она очистила спинку птицы, когда показалась мать, держащая нож.
– Что копошишься? Ничего толком сделать не в состоянии. Иди домой! Сестру разбуди и в порядок приведи. Потом завтракать будем, каша напаривается.
09.20 С женой не повезло
Лара прошла в бывшую родительскую спальню, здесь ночевали мама и младшая из детей Кася. Отец давно обитал отдельно, в большой комнате.
Сестра смешно сопела во сне: втягивала воздух с шипением через нос, а выдыхала ртом, опуская нижнюю губу.
– Косуля, вставай! Утро уже, кушать скоро будем. – Лара погладила малышку по голове.
Кася недовольно хмыкнула, потянулась и села на кровати. Лара одела ей ситцевое платье, желтое в красный цветочек, и серые носочки. Затем причесала сестру и, с трудом собрав короткие волосы на макушке, заплела миниатюрный хвостик-пальму. Они прошли в кухню и сели дожидаться родительницы.
Та вернулась злая. Засунула куру в холодильник, нещадно ругаясь:
– Ни единого ножа острого в доме нет. Мужик есть, а ножей нет! Как мне это надоело!
Мать из широкой низкой кастрюли отложила в отдельную тарелку кашу Косуле, оставшуюся массу разровняла, поделила на четыре равных сектора и выставила посудину на центр обеденного стола.
– Ешьте! – велела она.
Лара бросила быстрый взгляд на еду: сегодня густая пшенная, форму хорошо держит, за границы не расплывется, братья по краям не подъедят. Успокоившись, Лара усадила Касю в низкий детский стульчик, уселась на пол перед сестрой и принялась, долго дуя на каждую ложку, кормить Касю.
Родительница тем временем вытащила из хлебницы четвертинку буханки черного, положила ее на разделочную доску на втором, хозяйственном, столе и приступила к нарезке. Нож безобразно давил мякиш хлеба. Мама откинула тупой инструмент, схватилась за следующий.
Незримое напряжение повисло в пространстве: мать раздувалась воздушным шариком; скоро взорвется и разбрызгает вокруг тысячи невидимых колючек. Больно будет всем.
Сжавшись, Лара кормила сестру и наблюдала: хлеб снова лишь мялся.