Я, Минос, царь Крита
Шрифт:
— Когда я навещал в Микенах своего дядю, я был ещё почти ребёнком, — оправдывался я.
— Тамошний дворец сооружён на довольно крутой горе, которая, правда, кажется со стороны моря ниже, чем на самом деле. Если смотреть из павильона с минеральным источником на морское побережье, то вид открывается грандиозный. Представь себе, Минос, стены там толщиной в триста дактилей.
— Чьи горшки лучше, Пандион, — наши или те, что из Микен?
Учитель улыбнулся:
— Спорный вопрос. Могу я ответить уклончиво?
Не успел я кивнуть в знак согласия, как он уже начал свой рассказ, будто и в самом деле знал всё на свете:
— Если
— Что, собственно, в Крите такого, что отец так любит его? — задал я, пожалуй, главный для себя вопрос.
— Его культура превосходит нашу. Особенно отличается религия критян. Больше всего их заботит, царевич, — и это существенно, — жизнь, а не смерть. В своих культовых пещерах они молят о даровании плодородия, исцеления, здоровья и энергии. Жители Крита восприняли благотворное влияние, которое оказали на них Египет, Ливия и прочие страны, и создали нечто новое, более совершенное в архитектуре, керамике, резке по камню и дереву, одежде и даже музыке. Критяне — поразительный народ, они из поколения в поколение не перестают изумлять нас своей энергией и работоспособностью.
— Мне говорили, что критяне грубы и суеверны, — заметил я, задетый за живое.
— Нет, царевич, это неверно, это скорее можно отнести к нам. Мы — воины, а критяне — художники. Именно у нас действуют жестокие по отношению к иноземцам законы, хотя они чётко регулируют нашу жизнь. Возможно, на Крите ты встретишь более выдающихся и знатных людей, чем у нас. Во многих отношениях Крит влияет на нас, хотим мы того или нет. Всё чаще мужчины заимствуют критскую причёску. Если же вернуться к керамике, Минос, то у них она лучше и красивее. Купольные гробницы, существующие на материке, берут начало от критских образцов.
Пандион смолк и взглянул на меня, словно не мог решиться продолжить свой рассказ.
— Коль скоро мы завели речь о захоронениях: в Пилосе воры обчистили гробницу некоего князя, но не заметили на полу великолепной камеи. На этой золотой печати, которую князь, возможно, носил на запястье, изображён царственный грифон с распростёртыми крыльями. Помимо княжеской печати на полу остались втоптанные в землю золотые пластинки. Всё это показывает, с какой роскошью некогда был похоронен неизвестный князь. Совсем недалеко грабители обнаружили гробницу, которой, вероятно, было более сотни лет. Чтобы освободить место для новых покойников, скелеты прежних извлекли вместе со всеми атрибутами. Один сосуд, которым их снабдили в последний путь, был критского происхождения, а второй покрыт росписью, свидетельствовавшей о несомненном критском влиянии. — Он задумался. — Когда вскрывают гробницы для свежих захоронений, то в одних обнаруживают критские кинжалы, в других — сосуды из Крита. Золотой кубок, найденный в Вафио, также был изготовлен, наверное, каким-то критским художником.
Мы говорили с ним о многом, но всякий раз неизменно возвращались к проблемам Крита.
— Что ещё отличает нас от Крита, — заметил Пандион, — так это дворцы. Если мы, микенцы, видим основу нашего могущества в силе нашего оружия, то критяне демонстрируют в дворцах и виллах своё богатство. Крепости в Микенах, Тиринфе, Мидеа и Аргосе — центры сильной военной власти, в то время как незащищённые центры критян разбросаны по всей стране.
Пандион собирался продолжить свой урок, но к нам подбежала очень красивая рабыня.
— Скорее, Пандион, твой дом горит!
Мы помчались туда, но вскоре вздохнули с облегчением: огнём был охвачен только флигель. Позже мы узнали причину пожара: одна из рабынь опрокинула масляный светильник, и пламя тут же охватило солому.
Пандион всегда держал себя в руках. Не прошло и часа, как он принялся прививать мне понятие о верности, благодарности и приличиях, говорил о благоразумии, о добром и злом в человеке.
Когда я одновременно заставал Ритсоса и Пандиона, сразу же завязывались замечательные беседы. Они начинали рассуждать о Крите, а я часто оставался всего лишь восторженным слушателем.
Как-то Ритсос с гордостью заметил, что его царь настолько могуч, что его флот способен одержать победу над любым врагом.
— Но ведь и у нас немало кораблей, Пандион, не так ли? — спросил я.
Гордость заставила Ритсоса забыть про учтивость, и он перебил учителя:
— На побережье к северу от Кносса находятся три важных порта: Сития, Закрое, Иерапетра. В Ханье, а также в Ритимоне есть верфи.
— Как выглядят ваши корабли? — спросил я.
— У наших кораблей высокая носовая часть, в движение их приводят гребцы, но они оснащены и парусами. Эти суда доставляют в Египет кедры, а оттуда везут товары в порты твоей страны. Из рудников Кипра они доставляют медь, а в финикийских портах Угарит, Арвад и Библ меняют вино, оливки, керамику и кожу. Наше вино, да и оливковое масло, любят повсюду, их везут в прекрасных кувшинах. Близ южного побережья моей страны воздвигнут дворец Феста. Он торгует с Египтом, а Кносс на восточном побережье ведёт торговлю преимущественно с вами. Нас кормит море, — сказал он тихо. — Во дворце Кносса есть фреска, на которой изображён дельфин. Многие амфоры расписаны изображением каракатицы, которая считается лакомством.
— А у вас растут бананы? — спросил я по наивности.
— Да, царевич, но они очень малы, хотя очень сладки. У нас растут и яблоки, и гранаты, и фиги. В некоторых областях снимают урожаи миндаля, фисташек, груш, айвы, каштанов и даже сладкой чёрной смородины.
Мы подошли к моей комнате, и я пригласил обоих войти со мной. Айза тут же принесла нам фрукты и поджаристые лепёшки из ячменя.
Критянин, будучи рабом, подождал, пока я немного подкрепился, и с благодарностью взял медовую коврижку.
Мимо прошёл Кадмос, тоже критянин. Я окликнул его и познакомил с Ритсосом, но Кадмос окинул того критическим взглядом.
— Ты критянин? — неприязненно спросил он.
Ритсос утвердительно кивнул.
— Какого цвета колонны в Кноссе? — скептически поинтересовался он.
— Красного.
— С каким оттенком?
— Поскольку дворец — священное место, значит, священны и его колонны. В дни религиозных праздников их мажут кровью жертвенных животных. Так что они имеют кроваво-красный цвет.
— Что означает у нас двойной топорик?
— Это лабрис — символ божественности, — коротко отозвался Ритсос.
— А что такое пифос? — не унимался Кадмос.
— Большой сосуд для запасов. В Кноссе, Фесте, Закросе и какие там ещё есть дворцы, они стоят длинными рядами в кладовых, однако без них не обойтись и ни одному крестьянину: он хранит в них воду, вино, масло и зерно.
— Кем ты был, прежде чем сделался рабом?
Учителем, сам занимался живописью и преподавал критское искусство во дворце Закроса.