Я написала детектив
Шрифт:
— Угу, — буркнул дядя Слава, разглядывая портрет, который быстро набрасывал художник.
Как они тут стоят на солнцепеке целый день? Это же невыносимо!
— Подходите, — зазывал нас торговец картинами, — посмотрите, какая замечательная работа. Дома повесите — не квартира, игрушка будет. Завидовать станут. Девушка, только взгляните, я вижу, вы интересуетесь.
Это он мне?
— Смотрите, какой пейзажик, прямо так в гостиную и просится.
Такому точно позавидуют! Дикая вещь.
— Спасибо, что-то не хочется.
— А что вам нужно?
— Ренуар у вас не продается? Или Бенуа, на худой конец тоже сойдет.
Растерянность продавца длилась короткий промежуток времени.
— Это вам чем не Ренуар? Даже лучше. И дешевле. Вам уступлю.
— Нет. Или Ренуар, или ничего.
Я отошла от румяного торговца картинами.
— Наташа, ты стала очень язвительной, — заметила мама.
— А что я сказала язвительного? Я работаю.
— О чем ты? У тебя отпуск.
— Я и в отпуске работаю. Над собой. Повышаю свой культурный уровень. Хотела посмотреть картину Ренуара «Бульвар Сен-Мишель». Имею право.
— Иногда я тебя не понимаю.
— Иногда я тоже многого не понимаю, — отозвалась я.
И тут же принялась осматриваться вокруг. Ничего подозрительного я не замечала. Человека с Красной площади видно не было.
Человек с Красной площади — как-то зловеще звучит. Хорошо, что не с Лубянской.
Так мы двигались вперед, останавливаясь на каждом шагу, рассматривая картины и сувениры, ничего не покупая.
Я постоянно оборачивалась, проверяя отстал ли хвост, родственники начали спрашивать, кого я ищу. Не могла же я объяснить, что у меня неожиданно развилась мания преследования. Рассказывать об идиотском споре с друзьями по-прежнему не хотелось.
Вечером снова был телефонный звонок и молчание в трубке. Теперь это уже не казалось случайностью.
Я позвонила Анфиладе Львовне. Ее телефон не отвечал.
На следующий день, оставив родственников в «Детском мире», пораженных разнообразием товаров и цен, я решила сама зайти к Анфиладе Львовне, благо это было недалеко, поговорить, не появилось ли чего-нибудь нового, не вспомнила ли она что-нибудь.
Заодно разведаю, есть ли новости у Говоруна, вдруг ему удалось что-нибудь узнать быстрее, чем мне, что неудивительно: у него гораздо больше опыта, связей и средств для выяснения обстоятельств дела.
Знакомый дом по-стариковски мирно дремал в зеленом дворике, измученном солнцем. Листья на деревьях поникли, трава пожухла.
Я поднялась на нужный этаж и нажала кнопку звонка. Никто не ответил. Позвонила еще раз — снова ничего. Только заливистая трель эхом пронеслась по квартире. Я прислушалась к тишине. Да, сегодня меня явно не ждали. Нет чайника на столе и пирожных в холодильнике. Не услышу я семейных преданий, рассказов о детях и вреде диет.
Стоит ее немного подождать? Что, если Анфилада Львовна просто пошла в магазин и вскоре вернется?
Я спустилась.
Возле подъезда стояли две старушки. Они как по команде повернулись ко мне, окидывая внимательным взглядом.
— Здравствуйте, — улыбнулась я, решив
— День добрый, — отозвались обе, буравя меня глазами.
— Я пришла к Анфиладе Львовне Соколовой в пятнадцатую квартиру, а ее нет. Не знаете случайно, где она?
— Соколова-то? — переспросила одна из бабулек, поправляя белый платок на голове. — Нет, не видела ее. Ни вчерась, ни сегодня.
— Да, почитай, ее три дня не видно, — охотно прибавила другая, — то обычно в магазин ходит около одиннадцати. А тут нет, не выходила. Я с утра у подъезда сижу. Посмотрела сериал — и сюда. Чего дома делать?
— Она уезжать никуда не собиралась, не слышали?
— Нет, не слышала. Необщительная она. Так, «здрасте — до свиданья». А чтобы посидеть когда с нами, поговорить, это нет.
— Тамар, — закричала неожиданно для меня та, что выглядела помоложе, призывая появившуюся из соседнего подъезда предпенсионного возраста женщину, — подь сюды. Ты Соколову из пятнадцатой не видела? Спрашивают ее тут.
— Нет, сегодня не видела, — отозвалась Тамара, направляясь к нам, — дайте вспомнить, когда мы с ней столкнулись. Три дня назад, когда у нас тут грохнуло, видела. А с тех пор нет.
— Правильно, — оживились старушки, — и я ее тогда тоже видела. У нас тут как трахнуло-бабахнуло! Я слетела с пятого этажа даже не помню как… В чем была… А Соколова как раз на балкон и вышла. Я ей говорю: «Там горит чегой-то». А она только рукой махнула, повернулась, сказала что-то тому, кто у нее был, с балкона ушла и дверь закрыла. Не одна она была.
— Точно, — подтвердила другая старушка, — в тот день мы были от беды рукой подать. Еще немного — и кранты.
Словосочетание «от беды рукой подать» производило сильное лингвистическое впечатление, от которого сразу отделаться было трудно.
— А что горело? — полюбопытствовала я ради приличия.
— Кто ж его знает? Не то машина взорвалась, не то бомбу в подъезд подложили. Там, — старушка с удовольствием показала в сторону дальнего подъезда, — оцепили все кругом. Милиции понаехало, страсть! Ничего нам так и не сказали. Потом разве разберешь? Мы уж смотрели, смотрели, а следов никаких.
Какое для них разочарование! Но поговорить есть о чем. Если уж следов никаких, обсуждать еще увлекательнее. Строить предположения, придумывать.
— И вы Анфиладу Львовну с тех пор больше не видели?
— Нет. Не появлялась она. А вас я видела. Вы несколько дней назад приходили. Костюмчик еще на вас был такой миленький, синий. Мне очень понравился.
— Я приходила к Анфиладе Львовне.
Написав записку с просьбой позвонить мне, я бросила ее в почтовый ящик.
Что-то я стала волноваться за Анфиладу Львовну. Все ли с ней в порядке? И что там такое трахнуло-бабахнуло? Имеет ли это отношение к ней? Не думаю… А вот кто был у нее во время взрыва, это может оказаться важным. И почему ее больше никто не видел с тех пор. Не испарилась же она. Три дня не выходит, телефон не отвечает. Что же делать? Подождать немного, вдруг появится?